— Чтобы ты составил? — удивилась Богна.
— Ну, не китайский же император. Говорю, что я, значит, я. Министр, понимаешь, недоволен деятельностью фонда. Особенно ему не понравились эти выброшенные впустую четыреста одиннадцать тысяч, и он хочет — на будущее — избежать таких неловких ситуаций.
— И что на это ответили Шуберт и господин Яскульский?
— Что?… Святая наивность!.. Они об этом ничего не знают!
— Прости, Эв, но я полагала, что ты прежде всего им рассказал о разговоре с министром.
— И не подумаю! Еще чего! Мне предоставляется прекрасная возможность обратить на себя внимание высших чиновников державы, случай выделиться, показать, что я умею, — а я должен с высунутым языком бежать к своему начальству? Ну нет, дорогая, не стану.
Однако Богну это не убедило.
— Простая лояльность велит ничего не делать у них за спиной.
— Лояльность! — взорвался он. — Первый раз слышу, чтобы ради лояльности кто-то отказывался от карьеры.
— Впервые слышишь?
Малиновский поморщился. Она снова его поправляла. Он признавал ее правоту, более того, старался изъясняться изящно, но порой у человека может вырваться всякое. Он даже выписывал себе эти «уличные варшавизмы» — как называла их Богна — и не говорил уже «на дворе», «поехать на фирму», «первый раз слышу», «вареники с сыром», «одеть пальто», но когда в споре она обращала его внимание на употребление подобного словесного оборота, он терял уверенность в себе и раздражался, подозревая Богну в намерении смутить его таким образом.
Однако сегодня дело было слишком серьезным, а времени оставалось немного. Оттого он пропустил замечание мимо ушей и принялся убеждать Богну, что должен сохранять все в тайне от генерального и Яскульского, поскольку министр явственно просил о конфиденциальности. Кто знает, может, министр собирается сделать так, чтобы реформы были проведены по его личной инициативе?…
Наконец Эварист достал заметки:
— Тут я набросал базовые тезисы, но я так устал, так болит у меня голова, что над доведением его до конца я не могу работать. А дело срочное. Рассчитывал, что ты захочешь мне помочь…
Богна согласилась с радостью. Они сели за заметки, и Малиновский с удивлением слушал ее комментарии. Она прекрасно ориентировалась в делах строительного фонда и за свою многолетнюю работу сумела составить мнение о его правилах, уставе и регламенте. Некоторые из ее замечаний потрясали своей точностью. Она загорелась, и они говорили целый вечер.
Было уже поздно, когда она предложила:
