Мир госпожи Малиновской | страница 56



— А чего-нибудь полегче у тебя нет?

— Сейчас поищу в беллетристике, — вскочила она.

— А у тебя сколько ушло времени на каждый язык?

— Сразу и не скажешь… — повторила она.

Богна нашла в библиотеке какой-то французский роман, а в нем — вступление попроще и подала Эваристу. Он принялся читать, сильно запинаясь, что следовало приписать смущению, которое он преодолевал с видимым усилием, — к тому же читал он с ужасным акцентом. Хуже всего были те звуки, которых нет в польском; плохо дело оказалось и с окончаниями. Зато «r», которое в его польском звучало отчетливо, тут он зачем-то заменял хрипом, подражающим, видимо, парижскому произношению. Она попросила его перевести прочитанное вступление, но и тут выяснилось, что понимает он едва лишь несколько слов, путая глаголы с существительными.

Она задумалась, а он встал и принялся расхаживать по комнате, время от времени откашливаясь. Он явно стыдился и нервничал.

— Ну и как? — спросил Эварист. — Ниже всякой критики? Да?…

— Нужно поработать, — ответила она ласково.

— Это ни к чему не приведет, — закончил он с гримасой на лице.

— Но, любимый, всегда проще начать сначала, с грамматики и прописей.

— Прописи и грамматика?… К чему мне это? Жаль времени. Я только хочу научиться беседе. Свободно говорить. По крайней мере, как Борович, если не как ты.

— Стефан говорит лучше меня, но дело не в этом. Дело в том, что нельзя правильно говорить, не понимая духа языка, его морфологии, физиологии, механики. Я бы решительно советовала тебе начать сначала.

Он согласился. С этого момента последовали ежедневные уроки. Она видела его добрую волю и не могла отказать ему в усидчивости. Часто даже на свой послеобеденный сон он брал книги и читал их вслух. И все же уроки эти сделались для Богны истинным мучением. Каждое ее замечание, поправка раздражали его до такой степени, что он морщился, бросал на нее ненавидящие взгляды, отчаянно доказывал, что произнес так, а не иначе, что, по его мнению, это спорный вопрос и надо обратиться к авторитету. Порой, теряя терпение, он говорил снисходительным и ласковым тоном:

— Ну ладно, ладно, идем уже дальше.

И все же он делал успехи, выказывая похвальные желание и терпение. Потому-то Богна и могла выносить эти часы истинной пытки, во время которых часто едва сдерживала слезы. Если бы не понимание, что раздражение и ершистость Эвариста являются лишь выражением его недовольства самим собой, что он наверняка серьезно страдает, что это принижает его амбиции, — она не сумела бы тратить столько усилий. Сперва ее лишь пугали враждебные искры в его глазах, но она догадалась о его психическом состоянии, заметив, что он моментально прерывает урок, стоит Ендрусь войти в комнату. Он не хотел сказать это прямо, но все же стыдился занятий. И можно ли было обижаться на него за то, что он, пусть и по-детски, неправильно, однако так по-человечески понимал свое достоинство?