— Да как-нибудь справимся, — смеялась Богна.
— И зачем люди вообще женятся! — вспыхнул Шуберт. — Всякий осел и курица вот просто должны сходиться вместе. В природе такого не встретишь, а значит…
— Простите, — прервала она. — Вы сами себе противоречите.
— Как это?
— Ну, насчет осла и курицы, — сказала она серьезно.
— Что?… Курица?… Какая курица?… — Он остановился напротив нее, растерянный.
Богна спокойно подошла к столу, выдвинула ящик и достала бумажный пакет.
— Ложечку сахара, господин директор. Интеллект, если его не насыщать углеводами, перестает работать.
Он нахмурился, но съел ложечку сахара, а потом, проглотив, заявил:
— С женщинами не поговоришь всерьез. Вы не задумывались, что я без вас стану делать?… Нет. А задумывались вы над социальными основами замужества?… Нет!.. Черт побери! Как же не верить в наследственность, когда вдова Ежерского ведет себя безумно! Это дело ясное. Он-то всего пару поступков совершил, достойных воспоминания, и оба — глупейшие на свете: сперва женился на вас, а потом умер. Если бы только достало ему ума сделать это в обратном порядке. Всегда не хватало ему шариков в голове, а кто не верит в теорию наследственности, тот пусть взглянет на вас.
— Но я не могла унаследовать от мужа эти полезнейшие предметы, — смеялась Богна.
— Какие предметы?
— Ну, шарики.
— Значит, от отца. Он-то, спасибо Господу, тоже подобным славится. Как можно, будучи честным человеком из хорошей семьи, преподавать онтологию? Как можно, спрашиваю?! Ась? Лучше уж сразу вылезти на ратушу да вопить: «Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!..» Онтология, ничего лучше не нашел. Чудесная наука — доказывать, что мы ничего не знаем о том, чего не было! Просто кучка безумцев, Богом клянусь!.. А у нас тем временем беспорядок, ни от кого не могу узнать, отчего министерство финансов закрывает мне кредит на второй квартал, когда от этого кредита давно уже и гроша ломаного не осталось; не могу добиться даты переговоров с Радомской дирекцией государственных лесов — вот просто ничего не могу. И зачем только вам захотелось второго мужа! Может, мне сесть и плакать? А? Прошу тогда сразу сказать: садись и плачь!.. Вот к чему приводит разбойный обычай брать на работу в контору женщин. Идет замуж и — фьють! Тут пусть хоть мир в тартарары, а она — фьють… К тому же шеф хоть десять раз может спрашивать, да только кто ж ему будет отвечать? Ась? Мне что, на коленях молить?…
Размахивая руками, со своим красным носом, он напоминал мельницу из «Питера Пена».
