Некогда он сам сказал Боровичу:
— Мне приходится немало времени тратить на размышления, чтобы моим внукам и правнукам было легче это делать.
Верил он в наследственность и часто в разговорах упоминал о важности предков.
— Только нервы чем дальше, тем слабее, — говорил он.
— И воля, — добавлял Борович.
Думал он тогда не только о воле как инструменте владения собой — он знал о нехватке в собственной психике воли к обладанию, воли к существованию, выживанию. Он понимал эту волю как замкнутую силу, которая независимо от сознания, независимо от расчетов мозга и желаний действует непрестанно, толкая человека вперед. Собственно, Ягода представлял собой большой аккумулятор такой витальной психической силы. Он отличался довольно топорной манерой выражаться и суровыми угловатыми манерами. Но разве тот факт, что он весьма неэстетично пользовался ножом и вилкой, может заслонить суть, состоящую в том, что в его маленьких неловких руках этот нож становился инструментом понятным и что целью этого инструмента является лишь облегчение борьбы с голодом человека, который ест затем, чтобы рука его могла этот нож крепко удерживать?…
Ягода закончил и сам потянулся за портсигаром, а закурив, произнес:
— Красивая вещица. Должно быть, старая.
— Несомненно. Раньше была табакеркой, — неохотно ответил Борович. В этот момент он сам себя чувствовал музейным экспонатом, древностью, на которую посматривают равнодушные глаза.
— Да, — повторил Ягода. — Красивая вещица.
— Не слишком удобная, но я к ней привык.
Ягода покрутил портсигар в пальцах и, глядя в окно, спросил:
— Ежерская — ваша кузина?
— Госпожа Богна? — опешил Борович.
— Да.
— Боже сохрани. Мы издавна… хорошие знакомые.
— Вы слышали, что она выходит за Малиновского? — равнодушно обронил Ягода.
— Слышал.
— И что вы на это?… Повезло парню. Верно?
— Я думаю… — Борович поколебался, но остановиться не сумел. — Ему больше повезло, чем… ей.
— Эх! — Ягода выпустил клуб дыма. — Кто знает…
Борович поднял на него удивленный взгляд. Он был убежден, что Ягода весьма низко ценит Малиновского.
— Кто знает, — повторил Ягода. — По сути-то парень он неплохой. Образованный, оборотистый, ловкий. Ну и хороший служащий…
Борович хотел рассмеяться, но только поморщился. Не ожидал от Ягоды настолько благосклонной оценки Малиновского, особенно как служащего.
— Я против него ничего не имею, — сказал он, пожав плечами.
Ягода помолчал добрую минуту и, глядя куда-то в угол, начал говорить словно бы о чем-то совершенно другом.
