— Ты рассказал им о листовках?
Пауль вырвался. Он не помнил себя:
— Рассказал… рассказал… Вы не знаете, что там делается! Не знаете! Нет, не знаете! Да, я рассказал! Да, да, да! И вы бы тоже рассказали. Вы, вы все! Думаете, там сидят дураки? Им очков не вотрешь. Они обо всем осведомлены. Нам нужно скрыться. Предупреждаю вас, пока не поздно! Вот что! Теперь вы обо всем знаете! Дайте мне выпить.
Он выпил. Потом повалился на стул.
— Мы ведь давно уже врозь, — бормотал он. — А теперь «Серебряной шестерке» крышка… крышка.
Никто из нас не проронил ни слова. Я косился на дверь. Меня удивляло, почему в нее еще не вломился отряд эсэсовцев.
Вдруг Мюке, как тигр, прыгнул к Паулю и, взвыв от ярости и отчаяния, принялся молотить его кулаками, но Вальтер его оттащил. Пауль через силу поднялся на ноги и, отдуваясь, стал приглаживать волосы.
— Пойду домой.
Вальтер дал ему пинка, так что он отлетел к двери в чулан.
— К гестаповскому комиссару, да? Нет, ты останешься здесь!
Раскинув руки, Пауль прислонился к стене.
— Прикажешь мне кричать, чтобы сбежалась вся улица? — От страха он не говорил, а визжал.
Вальтер рывком распахнул дверь.
— Ты останешься! — Он втолкнул Пауля в чулан. Но тот успел обернуться и выкрикнул, вне себя от страха:
— Задумали убить меня потихоньку, да?
— Увидишь… если не перестанешь шуметь, мы тебя принудим замолчать, так и запомни! — ответил Вальтер и запер за ним дверь.
Кто сам не побывал в таком положении, не может даже вообразить себе наш ужас. Все ясно, сомнений больше нет. Пауль действительно шпик.
Мы смотрели на дверь, за которой он был заперт. Мы долго совещались и не расходились до самого утра. Должен сознаться: мы самым серьезным образом обсуждали вопрос, не убить ли его. Он или мы. Иного выбора теперь не было. А нас было пятеро. Каждый командир на фронте предпочел бы пожертвовать одним солдатом вместо пятерых. Это был аргумент Пелле. Но к утру мы приняли другое решение. Перед уходом мы отперли дверь. Он лежал в старом кресле и спал. Он много выпил, да и таблетки оказали свое действие. Тяжелые пепельно-серые веки были плотно сомкнуты, рот приоткрылся во сне, и ярко краснели толстые губы. Он слегка похрапывал. Мы недоверчиво всматривались, спит ли он. Но веки не дрожали. Расслабленное тело безвольно покоилось в старом плетеном кресле. Мы вышли. Вальтер снова запер дверь и оглядел нас:
— Он проспит часа два-три. Да и после этого он не сразу подымет на ноги полицию. Значит, у нас есть время часов до шести. К семи каждый из нас должен покинуть свою квартиру и скрыться.
