Ковчег Лит. Том 2 | страница 45
Смотрю на телефон. Спала два часа. Очень жарко. Противно и беспокойно. Мне захотелось под прохладный душ, но пока нельзя.
Вышла в коридор. Там потрясающе тихо и красиво — абсолютно подводная загадочная атмосфера. Ты покачиваешься, словно лодка, ты вдыхаешь этот ночной свободный воздух возле больничного сада и смотришь на соседние горящие окна — там кто-то не спит. Есть ли у него такой чудесный коридор, в котором можно превратиться в лодку? Если нет — это плохо. Разве сам придумаешь стать лодкой?
Стало легче, превращение в лодку вытянуло тяжесть жара и беспокойства. Я возвращаюсь, чтобы превратиться в себя и увидеть типичный больничный сон:
я иду по Сретенскому бульвару, поглядываю по сторонам, ковыряюсь в сумке. Вечер, тускло светят фонари, пахнет шашлыком, иду я медленно, хотя все остальные идут неестественно быстро. Я поправляю наушник, чтобы музыка никому больше не досталась. И вдруг меня бьют по спине, хватают правую ногу и убегают. Я бегу за ними и кричу:
— Негодяи, отдайте ногу!
Они оборачиваются, смеются надо мной и бегут вперед. Они почему-то бегут по светлому месту, а я — по темному и продолжаю кричать:
— Отдайте ногу, она же не моя. Это нога Л. А. Он придет утром, что я ему скажу? Эту ногу нельзя отбирать!
Просыпаюсь от собственного крика и проверяю — нога на месте. Спала три часа. Всего пять — это просто отлично! Смотрю в окно, за решеткой гаснет фонарь. Я тяну йогурт с подоконника, если съесть его до укола — тошнить не будет. Это мне еще до больницы посоветовала далианская подруга. Входят медсестры. После них появляется синица. Я показываю ей язык.
Дверь распахивается, и приходит Зеленое Облако, а голова у меня снова не кружится — порадовать его нечем, со мной вообще неинтересно, он уходит.
Приходит Л. А.
— Ну, как вы?
— Нормально.
— Температура?
— Тридцать семь и два.
— Нормально.
Ну и ладно. Пока Л. А. разговаривает с Верой Ивановной, я пишу, что нужно попросить мазь от синяков. Синяки уже сияют — это нехорошо, некрасиво.
Веру Ивановну сегодня выписывают, она дергает мою кровать. Это такая ритуальная магия для тех, кто остался. Чтобы быстрее выписаться. Я в магию не верю, но дергать кровать разрешаю, добрые порывы должны исполняться.
Меня зовут на перевязку. Я ложусь, закрываю лицо руками и открываю рот, чтобы кричать от боли. А не больно. Приходится рот закрыть. Танцующая медсестра, глядя на мою ногу, говорит:
— Красотень!
От этой «красотени» дома в пятницу — через магические семь дней после выписки — у меня резко закружилась голова, чуть не вырвало, и я упала в обморок. Вот бы Зеленое Облако порадовался.