— Соль-перец, кетчуп-майонез — на столе, — Крысин поднял стакан. Остальные разобрали свои: по верному ранжиру — женщинам по четверти, мужчинам — по половине. И лишь полный остался ближе к углу стола. — За Байкал-батюшку!
Но прежде чем чокнуться, Крысин открыл иллюминатор и, опуская безымянный палец в стакан, четырежды, крестообразно стряхнул капли водки наружу — в сторону воды, неба и двух берегов.
Крысин выпил легко и залпом, женщины пригубили, Андрей Валентинович осилил половину своей половины, и лишь Степан Аркадьевич, хоть и поперхнувшись, последовал примеру Крысина.
Устойчивые шаги по трапу не заставили себя ждать.
Капитан Рыбин, оглядев закусывающих, кивнул, поднял полный стакан и просто вылил его содержимое в себя. Даже не хмыкнув, он снова кивнул и, не закусывая, развернулся — и лишь пятки кирзовых сапог со стоптанными каблуками еще мгновение напоминали о его недавнем присутствии.
— Н‐да, сибирский характер, — проговорил Андрей Валентинович, но все, кроме Крысина, почему-то посмотрели на него с осуждением.
«Сибирский характер» был местной фигурой речи, употребляемой излишне часто — по поводу и без, — над которой заезжие гости беззлобно, а иногда и ернически подсмеивались.
Крысин же, освежив стаканы, усмехнулся:
— Вы, Андрей Валентинович, зря в очередной раз иронизируете… Это ж веками цементировалось. Крови и кровей тут понамешано. Я тут давеча Степану Аркадьевичу уже рассказывал. Про Слюдянку. — Степан согласно кивнул. — Первопроходцы — казаки, голь всякая перекатная — сюда поначалу перли, за ними государство подтягивалось. Остроги строили, все как-то обустраивалось. Кто только сюда не добредал… Ссыльные поляки и армяне держали тут торговлю, евреи — почтовый тракт, китайцы были лучшими горными рабочими, немцы — инженерами. Где они теперь все? — Крысин бросил быстрый добрый взгляд на сестренок Крафт. — Кроме потомков немцев и китайцев, но уже на других ролях? Ну, армяне по-прежнему торгуют. А остальные? Перемешались… Вот вам и «сибирский характер» — та самая гремучая смесь!
— А вы сами из каких будете? — дабы снизить пафос, поинтересовался Андрей Валентинович.
— Из ссыльнокаторжных…
Выпили еще, кто сколько смог, и Степан Аркадьевич отправился наверх, на палубу — подышать и покурить.
Солнце, поднявшись с востока, со стороны недалекой Японии, уже съело туман.
Дверца рубки была приоткрыта, и Степан Аркадьевич туда непроизвольно заглянул.
Капитан Рыбин мирно спал на коротком топчане.
