Обычное дело.
Алла сделала каменное лицо. Раздался смех.
Я отчеканила:
— Алка-палка-колбаса! На веревочке оса! А веревка лопнула, Алку прихлопнула!
Она равнодушно проговорила:
— Сама ты оса на веревочке. Привязалась! Лети отсюда, пока саму не прихлопнули.
Я пошла прочь, как деревянный солдат. Джонни волочил по земле тонкий ствол.
Я вернулась домой. Весь день нюхала бабушку, пропускала пальцы между ее пальцев. Я не спасла березу, бабочка. Я не спасла тебя. Я никуда, ни на секунду больше не отлучусь.
Мы переделали домашние дела. Помыли пол, развесили белье. Я вытерла пыль с полированного шифонера и даже внутри. В нем были ткани, сложенные платья. Одно, парадное, ненадеванное, висело на вешалке.
На столике во дворе дотемна перебирали смородину.
* * *
Утром в квартире была тишина, на кухне пусто. Тикали часы, бегал железный маятник. Я заметалась между окнами. Слава, слава Богу! Вон, между деревьями — ее косынка, ее платье, наша хлебная корзинка. Я заплакала.
— Лиля-то в больнице, — сказала бабушка, выкладывая хлеб. — Дизентерия? — спросила я.
— Почему дизентерия? Нет, Лиля давно болеет. Так бывает… Тебе — привет! Она тебя зовет, я бабушку ее встретила. С десяти в больнице приемный час. Я не пошла.
Вечером видела в окно, как моя бабушка, возвращаясь с мусорным ведром, долго разговаривала с Мусиной бабушкой, а у той голова качалась, как у игрушки из папиной машины. — Нехорошо, милая. Сходи, — сказала мне бабушка. — Завтра, — ответила я хриплым голосом предателя.
Назавтра приехали родители. Мама, тогда еще русая, румяная. Папа носил усы. Они ворвались в квартиру и все время смеялись, возились, под столом папа щипал маму за ногу. Они привезли журналы, настольные игры. Мама подарила мне купальник и клипсы-кольца. Вечером мы уехали на море. Когда я вернулась осенью — в последний раз — пустой бабушкин шифонер стоял распахнутым.
Мини-юбка с разрезом под самый зад. Как говорит Полинка, «под жэ пэ». Мечта! И вот я иду — спина прямая, шаг дерзкий! Может быть, мне разрешат носить распущенные волосы! Обернусь, откину прядь рукой — с плеча на спину. А тетя Наташа скажет: «Ой, ой, шла Любка, да потеряла юбку!» — главное, чтобы не при маме.
На рынке как всегда. Покупатели, продавцы, клеенчатые баулы, тележки с едой. Дева-а-ачки! Чай! Кофе! Була-а-ачки, сосиска в тесте! Когда пробираешься вдоль рядов, сумку (учила мама) держи перед собой. Во внутреннем кармашке, на молнии, лежат двести рублей. Четыре новеньких, несогнутых пятидесятирублевых бумажки. На юбку.
