В детстве я увидела, как на дядю Витю — дедушку с первого этажа — сел голубь, на грудь сел, когда гроб с дядей Витей во дворе стоял. Тетя Нина, жена его, прошептала тогда: «Ангел по душу Виктора прилетел». С тех пор мне казалось, что всякий голубь рассчитан на одного умершего человека, что когда людей хоронят, голуби прилетают, чтобы забрать душу на небо. И когда я видела много голубей, стаи голубей, я представляла много мертвых людей. В доме, где я жила, часто умирали, в год — три-четыре человека, и я бегала смотреть, как прощается с жильцом двор. Мне почему-то не страшно было смотреть, меня завораживали похороны, но я не любила, когда плачут, мне нравилось, когда тихо переговариваются. И я каждый раз ждала голубя и очень волновалась, потому что лишь однажды, когда прощались с дядей Витей, я увидела птицу и услышала голос тети Нины: «За душой прилетел». К нему прилетел, а ко всем остальным опаздывает… Душа останется под землей и уж не выберется на небо никогда.
Уже во взрослой жизни я все еще иногда всерьез думаю, что каждый голубь, пусть даже самый облезлый и помоечный (уж каков человек, таков и его голубь), приставлен к душе, у каждого голубя — свой покойник, и если голубя не подкормить, он не успеет вовремя долететь, сесть на грудь и отнести душу на небо. Конечно, я понимаю, что ерунда это полная, а все же не подкормить не могу…
Маленькая, воздушная, почти святая пожилая женщина с семечками. Хотелось догнать ее и купить еще. Я скормила птицам почти все, оставив себе лишь небольшую горстку. Чтобы отучить меня от привычки лузгать, мама говорила, что перед продажей в горячие семечки люди погружают ноги, это избавляет от боли в суставах. Я представила, как старушка лечила ноги в этих семечках, и пока сидела, погрузив по щиколотку, мастерила из газеты кульки, а когда боль ушла, и семечки остыли, она аккуратно высыпала их в бумажные конусы и поспешила к поезду.
Проводник велела пассажирам вернуться. В тот день горстка семечек была единственной моей едой, и я не испытывала чувства голода, и, несмотря на духоту, мне не хотелось пить. И вдруг я поняла, что купила не потому, что пожалела старушку, а потому, что мне позарез нужно было что-то от нее, кусочек ее получить, потому что одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что в ней не надо искать крупицу бога, не нужно ее выдумывать и цепляться — она вся и есть бог. И когда она умрет, к ней прилетит самый белый голубь на свете и отнесет ее душу на седьмое небо. А голуби моих попутчиков рваные, грязные, вечно голодные, сколько ни сыпь им — клевать не перестанут, да и за душой опоздают…
