«Курильщик со стажем», — подумала я.
Две головы: одна почти уже лысая, другая, когда-то выкрашенная в бордово-свекольный цвет, теперь серебрилась, серела сединой на макушке. Крошечный кусок колбасы, отскочив от губ, нырнул в межгрудье, в то самое ущелье, и никто этого не заметил.
Завтракали они громко, их булки крошились на стол и под стол. Помидоры, не желающие разрезаться тупым ножом, мялись и текли, и мужчина хлебным мякишем промокнул со стола жижу и отправил себе в рот. Чуть позже, когда уродливых красных ломтей осталось мало, супруги выяснили, что помидоры-то, оказывается, были немытые, муж и жена друг на друга понадеялись. Ужаснулись тому, что и огурцы, которые они ели вчера, и яблоки — все было немытое! Пожилая женщина принялась ругать мужа, что, дескать, она дала ему пакеты и велела намыть все как следует в дорогу, а он ей — не было такого! Перебранка длилась минут пять, в конце которой супруги решили, что опасно доедать оставшиеся три ломтя немытого помидора, и сунули их в битком набитый отходами пакет от постельного белья. Со стола убирать они не собирались — сразу после трапезы рухнули каждый на свою полку, мужчина развернул газету, а женщина… достала планшет, долго елозила пальцем по экрану и включила видео. Наушников у нее не было, потому мне пришлось прослушать передачи для домохозяек вроде «Давай поженимся» и «Пусть говорят». Я дважды попросила убавить громкость, но женщина этого не сделала и ничего мне не ответила, хотя я видела, что она слышала. Всем сердцем возненавидела противную старуху! Читать не получалось — слишком много беспросветной тупости на квадратный метр. Господи, я ведь лежу, пытаясь читать Новый завет, и проклинаю неугодную мне пожилую женщину. Прости, Господи, что не выношу подобные Твои творения, что ненавижу их и желаю зла, потому что они посмели не уважать меня!..
Невыносимо мне находиться в числе средних, донельзя простых, беспардонных! Как только меня задевают грубостью ли, резким словом, вместо того, чтоб простить, не заметить, я всем сердцем проклинаю человека. Молиться о здравии врагов своих? О, не помогает, не помогает, совершенно не совпадает! Шепчу одно, а сердце «сдохни, тварь» твердит, и, главное, легче, гораздо легче, чем от молитвы!
Новый завет положила под подушку и отвернулась к стене. На мое счастье, планшет вскоре разрядился. Некоторое время мы втроем ехали в тишине. Эти два недоразумения убаюкались монотонным качанием поезда, а я лежала с распахнутыми глазами. И зачем я взбунтовалась неуважению чужого человека? Да так глубоко, что теперь чувствую боль и опустошение? Сколько раз приказывала себе: позволь людям быть такими, какие они есть, этому миру позволь быть таким, сама будь собой и честно делай свое дело… Но неужели мы с ней, вот с этой вот, одинаково любимы Богом?! Гордыня, мать ее! Когда уже научусь, когда достигну, когда же сердце мое станет добрым, когда же смогу подставить вторую щеку или всю жизнь так и буду — «сдохни, тварь», а потом каяться, маяться, сожалеть… Успею ли я пожить на этом свете хорошим, добрым человеком?
