Подполковник, хоть и прикидывался столичным начальником не от мира сего, мощный батарейный фонарь прихватил из «газона». Белый эллипс ослепительно возник на земле и беспорядочно заметался в поисках неизвестно чего.
– Так где же? – раздраженно спросил еще раз Смирнов.
– Так вот же! – обрадовался Арефьев, увидя в электрическом овале развернутую газету и еле заметные в траве папиросные окурки.
– Где же тара?
– Жабко бутылки и стаканы с собой унес. В сумке.
Смирнов присел на корточки и в свете фонаря начал подробное изучение остатков былой роскоши: щупал газету, рассматривал окурки, катал в пальцах непонятные бумажки, комочки и кусочки. Вздохнул, поднялся в рост, выключил фонарь, спросил в кромешной черноте:
– Ты какие папиросы куришь?
– Я вообще не курю. Это Жабко одну за другой, изо рта не вынимая.
– Жаль, что не куришь. Стрельнуть хотел. А закусывали чем?
– Плавлеными сырками. И у Жабко кусок колбасы был.
– Ну, что ж. Все понятно. Пошли к месту, с которого ты Ратничкина увидел.
– Темнота же!
– Не боись. Мы сейчас фары включим.
Осторожно шагая, добрались до «газона», и Смирнов включил фары на нижний свет. В световой дорожке объявились кусты и высокая жухлая трава.
– Вон здесь! – обрадовался Арефьев и кинулся к кустам метрах в пятнадцати.
Смирнов на малой скорости довел «газон» до Арефьева и кустов, спросил:
– А где мостик?
Плоский в свете фар Арефьев указал направление рукой:
– Вон в той стороне.
Смирнов развернул «газон», как надо, и перевел фары на дальний свет. Метрах в двадцати пяти – тридцати проклюнулся мостик через овраг. Истинно российский мостик, на соплях: разномерные доски, нелепые подпорки, в нескольких местах сломанные перильца с одной стороны…
– Ты, Арефьев, догнать его мог бы, а?
– Догонишь тут! Он уже на той стороне был, а там сразу чащоба…
– А может, просто испугался?
– Я – мастер спорта по самбо, – обиделся Арефьев, для убедительности презрительно фыркнул, сунул руки в карманы и сплюнул.
– В чем одет был, не запомнил?
– Ну, низ-то весь тюремный, это точно: бахилы, портки форменные, а сверху, правда, пиджачок. В полоску такой, деревенский.
– Во сколько это было?
– Пришел я к Жабко где-то без пятнадцати семь, в восемнадцать сорок пять то есть…
– А что ты друга своего все Жабко, да Жабко?
– Так поссорились же!
– Ладно. Давай дальше время.
– Выпивать начали в семь, наверное. За полчаса все прикончили. Потом ругались долго. Скорее всего в восемь, может, без пятнадцати я его и увидел.
