– А почему бы вам, Олег, действительно не спеть?
– Гитару, братцы, с собой не захватил! – ликующе признался Торопов.
– Вася… – страдальчески позвал первый.
И был день второй. Была, была гитара! Возникнув как бы ниоткуда в руках Васи, она перекочевала на колени Олега, который с интересом профессионала осмотрел ее и, удовлетворенно хмыкнув, стал подтягивать колки. Наладив инструмент, он отсутствующим взглядом осмотрел всех и согласился:
– Ладно, – и, тронув струны, предварил: – «Деревянный самовар».
Олег пел, а Смирнов решил осмотреть, наконец, помещение. Драгоценное дерево, гранит, мрамор, бронза, хрусталь…
Кого, кого же должен осчастливить деревянный самовар? Покончили с деревянным самоваром. Начальники вежливо поаплодировали, сделав вид, что все так и задумано, а девицы опять взвились:
– Олежек, теперь «Баклан на стреме»! Ну, Олежек!
– Нет уж, нет уж! «Вася в бане»!
– «Штрафбат»! «Штрафбат»!
– «Цветы с Эльбруса»!
Оказалось, что наиболее передовая часть женского населения районного центра Нахта хорошо знакома с творчеством подпольного певца. Георгий Федотович с некоторым даже отвлеченным любопытством рассматривал своих дамочек.
– Сейчас бы песню спеть о подполковнике Смирнове, – мечтательно сказал Олег Торопов и посмотрел на подполковника Смирнова. – Но, к глубокому моему сожалению, я еще не успел сочинить ее. Неплохо бы она сейчас прозвучала, а Саня?
– Ты ее не сочинил, Слежек, – мягко напомнил Смирнов.
– Завтра сочиню, – пообещал Торопов и объявил: – «О вреде табака».
Все слушали о том, как директор леспромхоза бросал курить. Вдруг рядом со Смирновым возник Вася и, клонясь к милицейскому уху, прошептал:
– Вас, Александр Иванович, там Поземкин спрашивает.
Первый секретарь он потому и первый, что должен все видеть, все слышать, все замечать, все подмечать и делать выводы. Несмотря на порядочное отдаление, Георгий Федотович усек разговор Васи со Смирновым и спросил демократически негромко, чтобы не мешать песне:
– Что там, Вася?
– Поземкин, Георгий Федотович. Посоветоваться с Александром Ивановичем.
– И со мной, – принял решение секретарь и выбрался из-за стола.
* * *
Поземкин в холле стоял, хотя присесть где было: кресла у двух низких столиков, кресла у холодного сейчас камина. Поземкин стоял, потому что сидеть здесь ему было не по чину. Сел только после приглашения Георгия Федотовича:
– Садись, Поземкин. Садись и излагай.
Сидеть на краешке низкого кресла крайне неудобно, но Поземкин, понимая, что иначе нельзя, сел именно так. И руками развел, извиняясь:
