Спев, рухнула на стул и призналась:
– Устала.
– Вы все время веселая, Жанна, как это у вас получается? – опять спросила Матильда.
В связи с усталостью реакция у Жанны замедлилась, и потому ее опередил ехидный милиционер, объяснив поведение гримерши в социально-психологическом аспекте:
– Она – не веселая, Матильда, она – жадная. А жадная потому, что больна неизлечимой болезнью под названием «Держать площадку». Круглосуточно она на сцене и чтобы обязательно в главной роли. Остальные – статисты, окружение, которые должны лишь подыгрывать ей. Работа, конечно, тяжелейшая, но положение обязывает. Вот она и надрывается.
– Я разлюбила тебя, подполковник, – опровергая Смирнова, она чертом вскочила со стула. – Вперед, Лелик! Туда, где любовь!
– А где любовь? – поинтересовался Смирнов.
– Сенька громаднейшего барана с Жоркиного хутора на «Рафике» приволок, – прозаически объяснил Олег. – Суреныч королевские шашлыки готовит.
– Через тернии к звездам! – опять заорала Жанка.
– Пойдемте с нами, Тилли, – тихо пригласил Смирнов. Но Жанка услышала:
– Тилли. Ты и, вправду, Тилли. А я не поняла. А грубый и толстокожий мент понял. Так кто же из нас грубый и толстокожий? Прости меня, Тилли. Пойдем с нами, Тилли.
– Мне нельзя, – грустно сказала Матильда.
* * *
Съемочная группа оккупировала спортивный пятачок за гостиницей. Два стола для пинг-понга и приставленный к ним партикабль являли собой необъятный стол для всей съемочной группы. Скамейки соорудили из бесхозных досок, со времен стройки трех домов, сложенных на задворках. Подкатил тонваген, включил негромкий свой движок, и появился свет. Инженер звукозаписи покопался в своем хозяйстве, и появилась музыка.
Слухи об одном баране оказались недостоверными. Сообразительный художник Семен Саморуков приволок двух. На всю группу, на полный сабантуй. Роман Казарян важно расхаживал в длинном белом фартуке, изображая и сейчас из себя главного. Но был главный, да кончился: замариновав три часа назад баранину, он сделал свою главную кавказскую работу. Теперь у мангалов хозяйничали другие умельцы.
Распотрошили гостиничный буфет, но посуду добыли. Для начала – каждому по два шампура на тарелку. Куски баранины еще недовольно шипели и пахли. Народ колотило, как спортсменов на старте.
Однако традиции соблюли: терпеливо выслушали цветистый тост режиссера-постановщика, восславившего стати и талант героини фильма. Наташенька водила глазками туда-сюда, что должно было изображать скромность и смущение, общественность тупо держала на весу наполненные емкости. Наконец Казарян ни к селу, ни к городу крикнул «Ура!», и началась большая жратва.
