10
Переодевшийся и умывшийся, одним словом при полном параде, Поземкин, пригорюнившись, сидел у себя в кабинете и не моргая, как орел, смотрел на розовое заходящее солнце в окне.
– Улов, Гриша, – спросил-приказал без стука вошедший Смирнов.
Поземкин сморщился, как от кислого, вспоминая прожитый день, и ответил, как и должен был ответить:
– Какой улов, Александр Иванович? Только-только сети расставили, только-только все проходы перекрыли, и если завтра хоть что-то посветит – можно считать удача. Про Бенилюкс вам Георгий Федотович рассказал.
– Ну, и слава Богу. Сиди и жди. А ты задумываешься. О чем так грустно думаешь, капитан?
– А докладывать первому секретарю сегодня. Может, у вас что есть, Александр Иванович?
Смирнов уселся наконец, покрутил пепельницу на зеленом сукне и задушевно попросил:
– Дай закурить, Гриша.
– Вы же не курите! – удивился Поземкин.
– Угу, – подтвердил Смирнов. – Шесть месяцев двенадцать дней. – Как женился и Лидке слово дал. Дай закурить, а?
– У меня «Беломор», – полагая, что столичное начальство курит нечто особенное, оправдался Поземкин.
– Что доктор прописал! – Смирнов выхватил из пачки папиросу, зажег спичку, страстно втянул первый дым и закрыл глаза. Признался после паузы: – Повело. Как от водки повело, – еще раз затянулся, ладонью разогнал дым и бросил огарок спички в пепельницу. – Что у меня, спрашиваешь? Ясно окончательно лишь следующее: один человек не мог этого сделать.
– Вы Ратничкина не знаете! – в ажиотаже воскликнул Поземкин.
– Он здоровее Чекунова?
– Приблизительно такой же. Может, чуть здоровее.
– Мы путешествие предполагаемого ночного преступника проделали днем, и нам троим это еле-еле удалось. А уж забросить через борт скотовозки труп с метровым штырем в груди одному человеку никак нельзя, Гриша.
– В этой жизни все можно, – философски заметил Поземкин.
– Именно, мой сообразительный капитан. Ну, вставай и пошли.
– Куда? – испуганно спросил Поземкин.
– Ты секретарю о проделанной работе докладывать, а я в гостиницу вкупе с кинематографической общественностью водку жрать.
– А что я ему скажу?
– Скажешь все как есть.
– Господи, что же будет? – внутренне трепыхался Поземкин. – Что же будет?
– Хочешь скажу, капитан, что будет? – тяжело спросил Смирнов.
– Хочу.
– А лучше бы не хотел. Еще одно убийство будет. Запомни это и готовься.
– Что вы говорите, что вы говорите? – в ужасе залепетал капитан.
– Я не говорю. Я сказал. Ты так идешь или не идешь?
* * *
Розовое солнце окончательно спряталось. Сумерки стремительно переходили в темноту. Они шли по дощатому тротуару, а по трассе через положенные интервалы проносились скотовозки. Дворы с далеко стоящими домами от тротуара отделяли полисады. Не подмосковные полисадники из заостренных дощечек, а полисады в истинном понимании этого слова – защита от набегов. Из добротного кедрача, протяженного от столба до столба, в три, а то и в четыре ствола, высотой под подбородок – вот что такое полисад в далеком городе Нахте.
