– Понял, – с усилием выдавил из себя Гаврилович. Отвыкать стал от галантерейного обращения.
– Тогда поехали, золото ты мое, – приказал Смирнов. Когда лодка вышла на форватер, он спросил: – Ночью вверх на моторе пройти никак нельзя?
– Никак, – не глядя на него, ответил сторож. – Верный гроб.
– Когда теперь светает? В пять, в шесть?
– До необходимой видимости – в половине шестого.
– На моторе вверх по течению отсюда до твоего Роттердама сколько времени понадобится?
– До какого Роттердама? – тупо удивился сторож.
– До порта твоего, знаменитого.
– Это смотря какой мотор.
– Твой.
– Сорок – сорок пять минут.
– Так вот, позавчера – или вчера? – запутался я тут совсем, ну, в общем, когда этот трюк проделывали, ты, Харон, от шести до семи слышал на реке звук мотора?
– Около семи прошел кто-то вверх.
– Не высунулся, не глянул ради любопытства?
– Нет. Не хотелось, – сторож отыгрывался. – Пригрелся уж больно хорошо.
Не разговаривали до пристани. И на пристани не разговаривали: Гаврилыч полез в сторожку, а Чекунов со Смирновым влезли на мотоцикл. Лягнув педаль, Чекунов с осуждением поинтересовался:
– Зачем вы с ним так?
– В уголовном мире, Витя, такие людишки – последняя мразь. За копейки скупают краденое, за сотни сбывают на передел. Деньги дают в долг под невиданные проценты. И в любой момент, только почуяв отдаленный запах жареного, сдают своих клиентов без колебаний.
– И блатные таких терпят? – удивился Чекунов.
– У них же других нет, Витя! – и Смирнов сменил тему: – Из какой машинки в нас стреляли, отличник боевой и политической подготовки, как ты считаешь?
– Скорее всего из «ТТ», – подумав, решил Чекунов.
– Скорее всего ты прав. А почему?
– Гром, как из мортиры, и пуля как-то сразу скорость потеряла.
– Ну, это не аргументы, но все равно хорошо, что догадался.
Мотоцикл ворчливо и нетерпеливо тарахтел, ожидая движенья.
– Куда, Александр Иванович?
– Жоркин хутор далеко?
– Не очень. Километров сорок пять. Но дорога скверная и поздно уже – четыре. Часа два колдыбать, приедем и не найдем никого нужного. Кто на рыбалку, кто на охоту, кто к свойственнику самогон жрать.
– Намекаешь, чтобы домой? Жена, наверное, ждет?
– Я холостой. И в общежитии живу, – почему-то обиделся Чекунов.
* * *
На леспромхозовской дороге стало совсем невыносимо: вечерние лесовозы вывозили заготовленную за день продукцию. Как шоферюги разбирались в этом розовато-сером необъятном нечто, одному Богу известно.
Чекунов двинул тайными тропами. Кидало, конечно, швыряло немилосердно, иногда можно было схлопотать по морде не по делу склонившейся веткой, но все можно вытерпеть. Только не пыль. Вдруг Чекунов обернулся и, улыбаясь скабрезно, сообщил:
