– Пропали! Впереди – киношники!
Смирнов поднял глаза и сквозь мутноватые стекла мотоциклетных очков увидел далеко впереди чудовищных размеров пыльный гриб – один к одному атомный взрыв.
– Пропадем! – в панике заорал Смирнов.
– В любом случае надо обгонять, – решил Чекунов. – Они же еле ползут и растянулись на километр! Думают, так меньше наглотаются!
– Валяй в обгон! – с купеческими фиоритурами завопил Смирнов, и мотоцикл, еще поднабрав скоростенки, рванул вдоль колонны.
Арьергардом шел могучий трехостный «Лихтваген», подарок Советской армии, перед ним – закрытый со всех сторон фургон с желтой полосой поперек, это пиротехники, далее трехтонка с осветительной аппаратурой, закупоренной и даже с плотными занавесками на редких окнах камерваген – операторская группа берегла съемочную камеру и пленку пуще кощеевой смерти, легкомысленный ПАЗ старомодного тонвагена с болтающимся сзади автономным движком, львовский автобус со всеми, кто не ехал спецмашинами и, наконец, впереди – «Рафик» с самыми главными. Вся пыль была сзади, и поэтому «Рафик» шел с приоткрытыми окнами. Из переднего справа, рядом с водителем, выглядывал волосатый армянский локоть.
– Витя, обойди «Рафик» справа! – взмолился Смирнов.
Витя проскочил между автобусом и «Рафиком», по обочине пристроился рядом с начальством. Смирнов отстегнул полог, встал в коляске, держась за плечо Чекунова, и, поднеся ладонь к козырьку, загромыхал голосом маршала Гречко, принимающего парад на Красной площади:
– Здравствуйте, солдаты, офицеры и генералы! – и уже потише, так что слышал только Чекунов. – Газуй, Витя.
Мотоцикл рванул вперед и накрыл облаком пыли такой еще совсем недавно чистенький «Рафик». Столь праведен и силен был гнев режиссера-постановщика, что, несмотря на все увеличивающееся расстояние, до них донесся его жалобный и ненавистный вопль:
– Коптевская шпана! Мент недорезанный!
Смирнов ржал, как стоялый конь.
* * *
…Вокруг белой от пыли площади располагались «Сельпо», павильон «Вещи для повседневного спроса», поссовет под красным знаменем, контора леспромхоза с шикарной, золотом по бордовому, вывеской и, слава Богу, «Чайная» с милым таким деревянным крыльцом.
Посреди площади прогуливался атлетически сложенный, голый по пояс, но в модных расклешенных джинсах «Ливайс» молодец. Он, осторожно и растягивая удовольствие, замедленно ступал по теплой и мягчайшей пыли босыми ногами, испытывая от каждого шага величайшее наслаждение.
