– Ты сидела, Матильда? – вдруг спросил Смирнов.
– Мы – мама, сестра и я – на поселении были. А папа сидел.
– У него? У Власова?
– Да. В том лагере, где он в охране служил.
– На шее у трупа был ошейник. Ты видела его?
– Да, я заметила.
– Почему – не знаешь?
– У него в лагере пес был, большая и злая-злая овчарка. Он с ней всегда ходил. Иногда отпускал, чтобы нарушителей режима погрызла. Не до смерти. Смеялся очень, глядя, как она грызет. Из-за этой овчарки он вторую кличку получил – «Две собаки».
– Лучше, чем «Крыса», – отметил Смирнов. – А как его служба кончилась?
– Восемь… нет, девять лет тому назад, – поправилась она, – лагерь этот закрыли. Насовсем.
– Отец-то твой жив?
– Жив. Он в Омской области директором совхоза работает.
– Далековато. А ты что же здесь осталась?
– Замуж вышла за здешнего.
– За немца, конечно?
– Да. Разве такой брак не рекомендуется властями?
– Ой, не задавайся, Тилли! – шутейно пригрозил Смирнов.
– Вы воевали, Александр Иванович?
– Куда же денешься? Воевал.
– И немцев убивали?
– Убивал, – легко признался Смирнов. – И они меня убивали. Только не убили. Подумал, подумал я… Еще сотку сообрази, Тилли!
– Тилли… – улыбнулась, с ямочками на щеках, и повторила: – Тилли… Меня так только мама называла.
Она отошла к стойке и вернулась с полным стаканом.
– Я же сотку просил! – прорыдал по поводу неминуемого соблазна Смирнов.
– Сто, двести… Какая разница для такого мужчины? – успокоила его Матильда.
– В общем, для своих сорока пяти я и вправду еще ничего, – похвастался было Смирнов, но понял, что может показаться смешным, и мгновенно разыграл совершенно неожиданную концовку: – Я, как те московские старушки на скамейке у подъезда. Увидели третью, которая кое-как в магазин колдыбает, и одна другой: «Плоха Семеновна стала, совсем плоха». Ну, а другая ей оптимистически в ответ: «А мы с тобой, Петровна, еще ничего, еще ничего!» Я еще ничего, Тилли! Будь счастлива, русская немка!
Смирнов точным глотком споловинил. Матильда смотрела на него.
– Вроде и лет вам уже много, а живете, как мальчишка.
– Твоему Генриху сколько? – с аппетитом жуя корочку, поинтересовался Смирнов.
– Францу, – поправила она. – Тридцать четыре.
– Сильный, прилежный, хозяйственный, – рисовал портрет ее мужа Смирнов. – Дом – полная чаша. Кем он у тебя работает?
– Заведующий гаражом райкома.
– Что ж он тебя в буфет-то отпустил?
– Я сама захотела. Скучно с ним одним все время дома.
– А здесь весело.
– Нескучно-то наверняка! – Матильда опять показала ямочки на щеках.
