– Вот и хорошо, что все в сборе! Сейчас вы подробно мне все и расскажете!
Гром среди ясного неба! Компашка оцепенела. Наконец, один, самый решительный и сообразительный, встал из-за стола, надел кепку и, стараясь не смотреть на Смирнова, сделал заявление:
– Некогда нам. Нам сейчас на смену, – и зашагал к дверям, на ходу отдавая приказ: – Пошли, ребята.
Осторожно обходя еще стоявшего у дверей Смирнова, ребята по одному покидали заведение. Все покинули.
– На смену им! – презрительно заметила Матильда от стойки. – Вам налить, Александр Иванович?
– Сто пятьдесят, – указал дозу Смирнов и вдруг удивился: – Откуда мое имя-отчество знаешь?
– Ваши вас вчера называли. Я запомнила. – Она тщательно отмерила положенные сто пятьдесят, перелила их из мензурки в гладкий стакан, поинтересовалась: – Закусывать чем будете?
– А черт его знает. Дай кусок черняшки.
Она положила ломоть черного хлеба сверху на стакан. Он взял стакан, прошел к столику у окна, уселся и попросил:
– Посиди со мной, Матильда.
Она без слов вышла из-за стойки и уселась рядом, объяснив:
– Народу никакого. Можно и посидеть. Вы их специально распугали?
– Ага, – признался Смирнов, споловинил полторашку, нюхнул, потом пожевал хлебушек. Отметил: – Хлеб-то какой духовитый.
– Здесь в хлебопекарне пекарь – немец, – открыла секрет высокого качества хлеба Матильда.
Смирнов быстро глянул на нее, еще чуть пожевал и спросил:
– Твой муж, что ли?
– Зачем – муж? Двоюродный брат.
– А если бы русский пек? Хлеб навозом отдавал?
– Смотря какой русский.
– А немец – любой – только хороший хлеб печет?
– Может быть, он очень хороший спечь не сможет, но плохой никогда не спечет.
– Может, ты и права, – согласился с Матильдой Смирнов, допил до дна.
– Вы сейчас со мной о Власове говорить будете, – догадалась Матильда.
– Именно, догадливая ты моя голубка! – обрадовался Смирнов.
– Тогда я закусочную закрою. – Матильда прошла за стойку во внутреннее помещение и вынесла оттуда аккуратно исполненное на фанерке с веревочкой сообщение «Санитарный час». Прикрепила фанерку к наружной ручке двери заведения, а дверь закрыла на ключ. Вернулась на свое место и спросила: – А что о нем беспокоиться? Сдох, ну и сдох.
– Он не сдох. Его убили, – поправил Смирнов.
– Все равно. Перестал поганить землю, и слава Богу.
– Значит, убийцу оправдываешь?
– Нет! – спохватилась Матильда. – Убивать нельзя!
– А его убили. Кто его убил, Матильда?
– Не знаю, – серьезно подумав, ответила Матильда. – Издевался он главным образом над политиками, а уголовников не трогал. Но политики, из тех, кто здесь осел, не убивали его, я думаю. А уголовникам убивать его не за что. Не знаю.
