– А кто такой Иван Фролович, фамилию, правда, не запомнил?
– А, Ванюша! – ностальгически улыбнулся Эрнест Семенович. – Правая рука Воронова, руководитель художественной самодеятельности в лагере.
– Что ж, спасибо за сведения, – Смирнов поднялся. – Если возникнет нужда и мне придется вновь вас навестить, не прогоните?
Говоря дежурные слова, Смирнов внимательно изучал гладкую моложавую физиономию Эрнеста Семеновича – ждал понятной реакции человека, у которого не спросили ничего: зачем же ты все-таки приходил? Но ни в мимике, ни в жесте, ни во взгляде – ничего, кроме казенной вежливости. Крепкий мужичок, крепкий.
– Буду только рад, – ответил Лузавин, но напоследок все-таки не утерпел: – Ну, а как расследование? Продвигается?
– Это я все продвигаюсь. Вот сейчас двинусь Роберта Жабко порасспросить. – Смирнов вдруг – осенило! – удивился страшно: – Что это у вас Робертов, как собак нерезаных!
– Вероятно, мода, – объяснил Лузавин и протянул руку.
* * *
Но не к Жабко пошел Смирнов. Вышло время, отпущенное медэксперту. Типовая районная больница, такая же как в Пушкино, в Меленках, в Козьмодемьянске: три этажа, белые стены, окна без занавесок, чахлый садик перед парадной стороной, в котором, сидя на поломанных скамейках, грелись на солнышке или раздраженно общались с родственниками больные в бледно-сиреневых байковых пижамах и халатах.
– Как мне найти патологоанатома? – спросил Смирнов у справочного окошка.
– Обойдете здание, а за ним – одноэтажная пристройка. Он там, – не любила справочная дама патологоанатомов и их посетителей. Да и не за что их любить.
Смирнов обогнул главное здание и, как ему показалось, попал на свалку. Искореженные бело-ржавые кровати, расколотые судна, гнутые никелированные термостаты, остатки деревянной мебели, битый кирпич, ломаная облицовочная плитка – все это образовало три в рост человека разлапистые кучи. По заднему двору определял хозяина Смирнов. Хозяин городской больницы был полное говно.
Смирнов постучал в обитую жестью дверь. Открыл сам медэксперт. Черт, забыл его имя, отчество, и имя – отчество следователя забыл. Надо бы у Поземкина узнать. Но пока лишь так, на легком, вроде бы, юморе.
– Как дела, многоуважаемый док из Скотланд-Ярда?
– Только что закончил прокурора, – сообщил тот, отодвинулся в сторону, приглашая: – Прошу к нашему шалашу, – и вместе со Смирновым вышел в канцелярскую комнату для бумажного оформления причин разнообразных смертей. – У меня для работы условия ужасные. Ужасные! Стол, инструментарий уровня каменного века. А о холодильнике и говорить не хочу.
