– И много дает?
– Вы что – на тридцать серебренников намекаете? Так Спиридонов не Христос.
– И вы, следовательно, не Иуда.
Ухнула вдали сова. Еще раз. Потом еще.
– Егор, – догадался Ганин и встал. – Пошли.
Ганин шел впереди, а за ним – Мокашев. И хлюпала вода под сапогами, и мешали невидимые ветки, и было темно, и было страшно. Но они шли. Когда их шаги стали бесшумными, Ганин сообщил:
– Пришли.
– Где землянка? – спросил Мокашев.
– Кустики пройдем и увидим.
Они миновали кустики и увидели еле живой желтый огонек. Мокашев вдохнул глубоко и сказал:
– Как повяжу его – позову вас. А не повяжу… так вы сами догадаетесь, что не повязал. Пошел.
Мокашев исчез в темноте.
* * *
Мягко ступая по лестнице, Мокашев спустился в землянку. Вход в основное помещение был закрыт линялой ситцевой занавеской, и свет от коптилки синел и желтел сквозь нее. Мокашев осторожно отодвинул лоскут и заглянул внутрь. Он никого не увидел, только на грубом столе пламя коптилки слегка помоталось из стороны в сторону – от его движения. Мокашев вытянул из кармана пистолет и позвал:
– Яков.
– Ну, – сонно отозвался кто-то из-за кривой печки, за печкой были нары, а на нарах спиной к двери, лежал Спиридонов.
– Не оборачивайся и не стреляй. Если что – я выстрелю раньше.
– Георгий? – глухо предположил Спиридонов.
– Я. И с пистолетом.
– Что делать мне?
– Руки покажи.
Спиридонов показал руки.
– Теперь вставай и иди к столу.
В расстегнутой, без ремня, гимнастерке, босой Спиридонов подошел к столу.
– Садись. И руки на стол, – приказал Мокашев. Устроились напротив. Мокашевский пистолет смотрел черным глазом в грудь Спиридонова.
– Оружием не балуй. Стрельнуть может, – с опаской проговорил Спиридонов. – Положь на стол, хватать не буду.
Мокашев нехотя усмехнулся и положил пистолет на стол. Рядом с правой рукой.
– Поговорим? – предложил он. – Ты же поговорить со мной хотел.
– Обложили, – догадался Спиридонов и поинтересовался подробностями: – Ганин?
Мокашев кивнул и добавил:
– И Егор твой.
– Ясно! О чем говорить-то будем? О погоде, о бабах или о том, где повесить меня сподручнее?
– Скажи мне, Яков, за что ты жизни своей лишаешься?
– Не лишаюсь я жизни. Готов отдать ее за светлое будущее человечества.
– А мое светлое будущее? Где оно?
– Не будет у тебя светлого будущего. Замаран ты.
– А на тебе крови нет?
– Есть. А коли выживу – еще будет. Кровь предателей пролью. Палачей. Мерзавцев. Умрут они, и от этого будут живыми тысячи и тысячи. Слыхал про карающий меч революции? Вот он – в моей руке.
