Павел Сергеевич ждал их на «пятачке» возле сруба. В светлом габардиновом плаще, коричневой шляпе, в пенсне, с портфелем, чемодан у ног — он странным выглядел здесь в городской одежде. Какой-то робкий, помятый, невыспавшийся. Лицо полное, но цвет — бледно-зеленый.
Лешка кинулся к нему — обнялись. Отец чмокнул, как обычно, в висок, потряс за плечи.
Подошел Чугреев, поздоровался.
— С приездом!
— Спасибо. Как жизнь?
— Шуруем помаленьку.
— Ну что, поехали?
— Поехали.
Чугреев отлично водил машину — без рывков, плавно тормозил, вовремя переключал передачи, перегазовку делал так ловко, что Лешка никак не мог уследить.
— Вот у кого учись ездить, — сказал Павел Сергеевич Лешке и пояснил Чупрееву: — А то ко мне все пристает: научи да научи.
Польщенный, Чугреев кивнул:
— Между делом подучу как-нибудь. Сам-то вроде и не учился, сел и сразу поехал. Правда, от немцев драпали, шоферу разнесло череп, а я в кабине сидел. Хошь не хошь поедешь, когда сзади с автоматами бегут. А потом, когда в Польшу вошли, на всяких разных наездился. На «студерах», «виллисах», на «оппелях» — всех и не упомнишь.
Павел Сергеевич слушал рассеянно, все поглядывал в оюно — на трассу.
— Какие новости в управлении? — спросил Чугреев.
— Новостей полон рот, что ни день, то новость, — уклончиво ответил Павел Сергеевич.
Давя улыбку и, видимо, не в силах удержаться от вопроса, Чугреев спросил:
— А как там насчет квартирки? Есть какой-нибудь просвет?
— Да, — Павел Сергеевич оживился. — Горсовет наконец-то выделил десять квартир. Дом будут сдавать примерно через месяц. В месткоме уже пыль до потолка — делят.
— Меня там не забудут?
— Ну как же, у тебя вторая или третья очередь.
— Вторая, — уточнил Чугреев.
— Тем более. Правда... — Павел Сергеевич замялся.
— Правда, уже нашлись деятели, которые кричат, чтобы не давать Чугрееву квартиру...
— Это почему же? — грозно спросил Чугреев.
— Разнюхали каким-то образом твою семейную историю. У семьи, дескать, есть квартира, а ему одному и общежития хватит. Понял?
— Нет у меня семьи! — сказал Чугреев, повышая голос. — Я не живу с ней с пятьдесят второго года и не собираюсь жить.
— Я-то знаю, другим попробуй докажи, — вздохнул Павел Сергеевич.
Чугреев свирепо уставился на дорогу. Газик рванулся, запрыгал на буграх и яминах, но тут же затормозился — Чугреев взял себя в руки, машина снова покатилась ровно.
— Но вы-то можете замолвить за меня словечко? — спросил он с тревогой и просьбой в голосе. — Уж сколько лет мыкаюсь.
