«Это скорпион, – говорил он. – Андроктонус аустралис».
Открытка, на которой аккуратным почерком написано:
«Я не могу прожить и дня, коль не увижу вновь тебя.
Все для меня теряет смысл, коль не увижу вновь тебя.
И это не просто слова.
Это то, что я чувствую всегда».
Ни даты, ни подписи.
Иногда, когда им удается провести вместе целую ночь, они просыпаются от голосов на трех городских минаретах, которые начинают призывать правоверных мусульман к молитве на заре. Он провожает ее домой. По пути из Южного Каира до отеля, где она живет, проходят через рынок, где продают индиго. Мелодичные возгласы муэдзинов[64] стрелами врезаются в воздух, сменяя друг друга; один минарет отвечает другому, как бы обмениваясь репликами в разговорах о двух грешниках, которые холодным утром идут по улицам святого города, напоенным запахами древесного угля и гашиша. Грешники в святом городе.
Он смахивает рукой тарелки и стаканы со стола в ресторане, чтобы Кэтрин, находясь где-нибудь в городе, услышала этот шум, подняла взгляд и поняла, как ему плохо без нее. Ему, который никогда не испытывал одиночества, находясь в глубине пустынь, вдали от людей. Мужчина в пустыне может держать пустоту в сложенных ладонях, зная, что она спасет его вернее, чем вода. Он слышал, что в окрестностях Эль-Таджа есть удивительное растение. Если в его мякоти вырезать углубление в форме сердца, к утру оно заполнится благоухающей влагой, приносящей успокоение и надежды человеку, который ее выпьет, если его сердце разбито. И так можно делать в течение года, а потом растение погибает. От раны, от жажды или по какой-то иной причине?
Он лежит в комнате в окружении пыльных карт. Кэтрин нет с ним. Он так тоскует, что готов плюнуть на все условности и правила приличия.
Его не интересует, как она ведет себя с другими. Он жаждет ее здесь, хочет наслаждаться ее надменной красотой и меняющимся настроением. Мечтает, чтобы они прильнули друг к другу, словно страницы закрытой книги, хочет раствориться в ней, чтобы ничто их не разделяло.
Она вошла в его жизнь, нарушив покой. И если она так поступила с ним, как же он поступил с ней?
Когда они встречаются в обществе и ее отделяет стена, он собирает вокруг себя слушателей и рассказывает анекдоты, над которыми сам не смеется. Отпускает колкости в историю исследований и экспедиций, что совсем не характерно для него. Он всегда так делает, когда ему плохо. Только Мэдокс понимает это. Но она даже не смотрит в его сторону. Расточает всем милые улыбки: гостям, предметам, цветам, прочему безликому и не имеющему значения антуражу. Она не понимает, думая, будто он делает как раз то, что хочет, – и от этого стена между ними вырастает вдвое.
