Каждый день, вернувшись домой, он смотрит на себя в зеркало. Волнует не столько синяк, сколько собственное лицо, словно он видит его впервые. Длинные брови, которых раньше не замечал, пробивающаяся седина в соломенных волосах. Он давно уже не рассматривал себя в зеркале. Да, действительно, длинные брови.
Он не может жить без нее.
Когда он не в пустыне с Мэдоксом и не в арабских библиотеках с Берманном, они встречаются в парке Гроппи возле залитых водой сливовых деревьев. Здесь она чувствует себя счастливой. Она – дитя зеленых лесов и папоротников, ей явно не хватает воды. А для него это обилие зелени напоминает карнавал.
Из парка Гроппи дугообразным маршрутом они направляются в старый город, Южный Каир, на рынки, куда ходят не многие европейцы. В его комнате все стены увешаны картами. Несмотря на попытки как-то обставить жилище, оно все равно напоминает походный лагерь.
Они лежат в объятиях друг друга, ветерок от вентилятора обдувает тела. Все утро он работал с Берманном в археологическом музее, стараясь соединить арабские тексты и описания европейцев, чтобы найти отголоски, совпадения, изменения названий – от Геродота до «Китаб аль Кануш», где оазис назвали Зерзурой по имени женщины из каравана, купающейся в пустыне. И там было такое же мелькание слабых теней от вентилятора. А здесь они обмениваются воспоминаниями из детства, говорят о шраме, об искусстве поцелуя.
– Я не знаю, что делать. Не знаю! Как я могу любить тебя? Это сведет его с ума.
Она постоянно бьет его.
То идет с тарелкой в руках и вдруг запускает в него, поранив голову; по соломенным волосам льется струйка крови. То вилкой протыкает плечо, оставляя следы, которые врач принимает за укус лисы. Синяк под глазом меняет цвет – от ярко-фиолетового до темно-коричневого.
Прежде чем обнять ее, он смотрит, чтобы рядом не было колющих и режущих предметов. На людях приходится выкручиваться и объяснять, откуда взялся очередной синяк на лице, или почему забинтована голова, или что за рубец на руке. И он старается изо всех сил, говорит, что такси резко затормозило, и он ударился о стекло, или по руке случайно пришелся удар кнута, или придумывает что-нибудь еще. Мэдокс был не на шутку обеспокоен столь внезапно захлестнувшей его полосой невезения. Она же просто усмехалась его неумелым отговоркам. «Может, это от возраста, а может, ему нужны очки», – говорил ее муж, слегка подталкивая Мэдокса локтем. «А может, у него появилась женщина, – ехидничала она. – Посмотрите, разве это не похоже на укус или царапину от ногтей?»
