Поэтому часто артобстрел или бомбежка заставали на середине реки. Взрывы освещали берега, заросшие тиной, раздирали на части сталь и железо, выбрасывали осколки на камни. И ничто не могло защитить их – река была похожа на тонкий шелк, вспарываемый металлом.
Он все это пережил. И знал, как быстро заснуть – в отличие от нее, у которой были свои реки воспоминаний.
Да, Караваджо сможет объяснить ей, как утонуть в любви. Даже – в осторожной любви.
– Кип, я хочу показать тебе реку Скутаматта, – сказала Хана. – И озеро Дымное. Женщина, которую любил мой отец, живет на озерах и плавает на каноэ лучше, чем водит машину. Мне не хватает грома, который вырубает электричество. Я хочу познакомить тебя с Кларой, королевой каноэ – последней, кто остался в нашей семье. Мой отец пожертвовал ею ради войны.
Хана без колебаний, не останавливаясь, идет ночью к его палатке. Она хорошо знает дорогу. Деревья просеивают сквозь листву лунный свет – и она будто попадает в лучи круглого зеркального шара в танцевальном зале. Влезает в палатку, прикладывает ухо к его груди и слушает, как бьется его сердце – подобно тому, как сапер слушает тиканье часового механизма в мине. Все спят, кроме нее.
IV. Южный Каир, 1930—1938
В течение сотен лет после Геродота западный мир почти не проявлял интереса к пустыне. Это длилось до начала двадцатого века. С 425 года до Рождества Христова все европейцы отводили от нее взгляд. Полное молчание. Девятнадцатое столетие стало веком искателей рек. А затем, в 1920-х годах, пришел запоздалый, но, казалось, радостный постскриптум истории этого потаенного уголка земной суши. Исследователи-энтузиасты организовывали экспедиции на личные средства, а затем представляли результаты в Королевское географическое общество в Лондоне, в Кенсингтон-Гор[52]. Это были усталые люди, опаленные солнцем пустыни, которые, словно моряки Конрада[53], чувствовали себя не в своей тарелке в городских такси и не понимали плоского юмора водителей автобусов.
Направляясь на очередное заседание членов Географического общества из пригородов в Найтсбридж[54], они часто теряются в поездах, не могут найти билет, мысленно путешествуя по старым картам, ни при каких обстоятельствах не расстаются со своими рюкзаками, где хранятся записи, собиравшиеся долго и мучительно. Эти романтики неизведанных земель, принадлежащие к разным странам и национальностям, едут в Лондон в шесть часов вечера, когда «все нормальные люди» разъезжаются по домам. Но это как раз то время, когда можно уединиться. Прибыв в Кенсингтон-Гор и пообедав в «Лайонз-Корнер-Хаус», они входят в здание Географического общества и садятся где-нибудь на галерке в лекционном зале, рядом с огромным каноэ племени маори, еще раз просматривая свои записи. А в восемь часов начинается обсуждение.
