– Кип обезвредил мину, огромную и очень сложную. Пусть он сам тебе расскажет.
Сапер пожал плечами – не из скромности, а чтобы показать, что это очень трудно объяснить. Быстро стемнело, темнота сковала сначала долину, потом горы, и вскоре пришлось зажечь фонари.
Шаркая ногами, они шли по коридору в комнату английского пациента. Караваджо нес в одной руке граммофон, в другой – его заводную ручку и иглу.
– А сейчас, до того, как вы начнете кормить нас своими историями, – обратился он к неподвижной фигуре на кровати, – я подарю вам «Мою любовь».
– Написанную в 1935 году, кажется, мистером Лоренсом Хартом, если мне не изменяет память, – пробормотал английский пациент.
Кип сидел в нише окна, и она сказала, что хочет танцевать с ним.
– Сначала я поучу тебя, мой дорогой червячок.
Хана в недоумении посмотрела на Караваджо – обычно так ее называл отец. Дэвид неуклюже обхватил ее и, повторив «мой дорогой червячок», начал урок танца.
Она надела чистое, но не глаженое платье. Всякий раз, когда описывали круг в танце, она видела сапера. Он подпевал про себя. Если бы было электричество, он мог бы провести радио и услышать, где сейчас идет война. А пока единственной ниточкой, связывающей с миром, был детекторный приемник Кипа, но он оставил его в своей палатке. Английский пациент пустился обсуждать несчастную судьбу Лоренса Харта. Сказал, что некоторые лучшие его стихи для мюзикла «Манхэттен» были изменены, и процитировал:
Мы поедем в Брайтон
И будем там плавать
И жарить рыбу.
Твой купальник такой тонкий,
Что даже крабы будут усмехаться.
– Прекрасные строчки, в них даже есть эротика. Но, говорят, Ричард Роджерс[48] хотел, чтобы в них было больше достоинства.
– Понимаешь, ты должна чувствовать мои движения.
– А почему не наоборот?
– Я тоже буду, когда ты научишься. А пока только я знаю движения.
– Спорим, Кип тоже знает?
– Может быть, но не афиширует этого.
– Я бы выпил немного вина, – сказал английский пациент, и сапер схватил стакан с водой, выплеснул ее за окно и налил вина.
– Это мой первый глоток вина в этом году.
За окном послышался приглушенный шум. Кип быстро повернулся и выглянул в темноту. Все застыли. Это могла быть мина. Он повернулся и сказал:
– Все в порядке. Это не мина. Это откуда-то с разминированной территории.
– Кип, переставь пластинку. А теперь я представлю вам «Как долго это продолжается», написанную… – Он оставил паузу для английского пациента, который замешкался, тряся головой, усмехаясь с вином во рту.
