У них появился обычай вставать с зарей и обедать при последнем дневном свете. По вечерам зажигали только одну свечу перед постелью английского пациента или лампу, наполовину наполненную керосином, если Караваджо удавалось добыть его. Но коридоры и другие комнаты лежали во мраке, словно захороненный город. Обитатели виллы привыкли ходить в темноте с вытянутыми руками, на ощупь определяя путь. «Нет больше света. Нет больше цвета», – часто напевает в такие минуты Хана. С привычкой Кипа прыгать по ступенькам, опираясь одной рукой на перила, надо кончать. Она представила, как он в очередной раз поднимает ногу и случайно попадает в живот Караваджо, который возвращается домой.
Хана задула свечу в комнате английского пациента на час раньше обычного. Сняла теннисные туфли, расстегнула платье на шее, потому что очень жарко, закатала до локтей рукава. Милый беспорядок.
На главном этаже этого крыла здания, кроме кухни, библиотеки и разрушенной часовни, имеется еще застекленный внутренний дворик. Четыре прозрачных стены и стеклянная дверь, через которую можно попасть туда, где есть закрытый колодец и полки с засохшими растениями, которые когда-то буйно цвели в теплой комнате. Этот внутренний дворик все больше и больше напоминал книгу, раскрытую в том месте, где между страницами лежит засушенный цветок, или что-то такое, на что можно вскользь бросить взгляд, проходя мимо, но не обязательно заходить.
Было два часа ночи.
Каждый проник на виллу через разные входы: Хана – со стороны часовни по тридцати шести ступеням, он – с северного дворика. Войдя в дом, он снял с руки часы и положил в альков на уровне груди, где жил маленький святой – покровитель этого госпиталя на вилле. Она не увидит фосфорического циферблата.
Кип снял ботинки и остался в брюках. Фонарь, привязанный к предплечью, выключен. В руках ничего нет. Кип прислонился к темной стене прихожей, словно растворился в ней. Постояв немного во мраке, худой смуглый мальчик в темном тюрбане, с браслетом-«кара», который свободно висит на запястье, проскальзывает через внутренний дворик.
Он прошел на кухню, почувствовал в темноте собаку, поймал ее и привязал веревкой к столу. С полки взял банку сгущенки и вернулся к застекленному четырехугольнику внутреннего дворика. Провел рукой по основанию двери и нащупал маленькие подпорки. Вошел и закрыл за собой дверь, изловчившись в последний момент поставить подпорки на место – на случай, если Хана знает о них.
