— Что только? — усмехнулся Ян.
— Белобрысый больно. Чухна да и всё тут.
— Вот перейду границу и опять чёрным стану.
— Краска! — догадался тот. — Ну, диви…
Когда покончили с ранним завтраком, Андрей убрал посуду на окно, разостлал на столе газету и стал выгружать карманы.
— Этот маленький револьвер бьёт хорошо. Вот паспорт, тут письмо-доклад управляющего. Адрес запомни, а то не будешь знать своего помещика…
— Учи! — засмеялся Ян. — А это что? — протянул он руку.
— Погоди! Забирай, снаряжайся к вечеру. Пойдёте на лыжах… А это «Искра», понимаешь? Ленинская «Искра», первый номер нашей газеты!
— Стой! Где отпечатана? Давай! — взволновался Ян.
— Не спеши, — Андрей отдёрнул руку с газетой, — какой невыдержанный товарищ!.. — Ян засмеялся, погрозив ему кулаком. — Этот номер вышел в Лейпциге. Но тебе надо пробираться в Мюнхен. Ленин будет там. Передашь ему все наши новости… Теперь на, читай, а мы с Корнеем завалимся спать. Всю ночь с ребятами в типографии листовки печатали, А Корней прошагал двадцать пять вёрст и на страже стоял… Притомился тоже.
Ян, откинувшись в кресле, положил газету на колени и внимательно всматривался в молодое лицо друга.
— Что смотришь? — спросил тот, проводя рукой со лба к подбородку.
— Да, хватка у тебя соколиная. Недаром прозвали тебя Соколёнком. И это спокойствие… Ведь ты каждую минуту рискуешь свободой. Выследят тебя — и конец.
Андрей весело усмехнулся.
— Ведь это Замоскворечье! На прошлой неделе проник сюда один шпик. Нюх у него был острый или заподозрил что… Только мы его изловили, намяли бока основательно и представили куда следует: агитатор, мол, непотребные речи говорил. Ну ему свои ещё подбавили за неумную провокацию, а нас одобрили… Теперь надолго гарантировано Замоскворечье…
— Организатор ты замечательный…
— Одно слово — Соколёнок! — пробасил Корней, направляясь в спальню.
— К обеду разбуди! — с порога обернулся Андрей.
— Ладно, спи.
Ян встал, запер на крюк дверь, выходившую на лестницу, и погрузился в чтение новой газеты. «Вот она, мечта стала явью», — радостно улыбаясь, пробормотал он.
* * *
Когда зимние сумерки стали сгущаться, с Красной площади по Замоскворечью поплыл тягучий колокольный звон, призывая верующих ко всенощной у Василия Блаженного. И потянулись богомольцы со всех улиц к Замоскворецкому мосту. Ожила и тихая улочка, на которой стоял дом с мезонином.
Из окна мезонина было видно, как открывались калитки или двери домов, выходили иг них закутанные люди, торопясь в церковь.
