Тот хотел накричать на нерадивого солдата, но, подойдя ближе, узнал в нём взводного; восторженное выражение лица этого всегда уравновешенного службиста удивило начальство.
— Что читаешь, Замятин?
Читавший вздрогнул, побледнел и, вытянувшись в струнку, молчал.
Офицера Стречковского, карьериста с мелкой душой, товарищи не любили, а солдаты ненавидели.
— Я тебя спрашиваю! — повысил голос офицер.
— Бумажка попалась, завёрнут был пирожок…
— Дай сюда.
Тот безропотно протянул скомканную листовку. Офицер разгладил её и прочёл первые строки:
"Ко всем солдатам!
Товарищи солдаты! Объединяйтесь со своими братьями рабочими, боритесь за свои человеческие права. Царь и его свора сделали вас пушечным мясом…"
Стречковский не стал читать дальше, он обернулся и зычно крикнул:
— Задержать продавца! Эй, Кравченко! Скорей сюда, — позвал он вышедшего из крепости фельдфебеля. Тот пустился во всю прыть.
— Что прикажете?
— Сейчас же задержать продавца пирожков, доставить в канцелярию. Следи, чтобы солдаты не читали вот таких листовок. Всё собери и представь мне. Солдат, покупавших пирожки, перепиши, начни с Замятина.
— Слушаюсь.
Офицер направился в помещение канцелярии, а Кравченко побежал выполнять приказание. Но пока шла беседа офицера с фельдфебелем, половина покупателей растаяла в зарослях сада.
…Парень, добродушно улыбаясь, не делал попытки к бегству. Наоборот, он приветливо предложил фельдфебелю свой товар:
— Ашай, сарбаз… Яхши самса[2]>.
— Пойдём-ка, брат, до начальства. Иноятов! — позвал он стоявшего в стороне солдата татарина. — Стереги его, чтобы не убег. Стой, не уходить! Ишь, всего пять человек осталось. Куда подевались ребята?
— Не могу знать, — пробормотал белобрысый солдат, дожёвывая пирожок.
Фельдфебель всех переписал и повёл незадачливого торговца к своему грозному начальству.
Неповоротливый, как слон, добродушный и беспечный предстал парень перед грозные очи офицера. Он назвал себя Мансуром. На вопрос, где берёт запрещённые листовки, отвечал, широко открыв глаза.
— Зачем запрещённые?
Однажды он их нашёл целую пачку на базаре возле караван-сарая.
— Украл, значит?
— Зачем украл? Воровать грех. Мансур никогда не воровал.
Он смотрел так изумлённо, говорил таким искренним голосом, что невольно внушал доверие… Стречковскому стало скучно вести допрос, и он решил передать арестованного в жандармское отделение.
Так Мансур очутился в том неприветливом здании на крутом берегу Анхора, о котором носились такие мрачные слухи.
