— Семь девок? — спросил я.
— Да, — ответил Броун. — Мы встретили их на двадцать втором километре от Тихонькой. Семь скуластых девок, семь сестер — одна другой моложе. Родителей они не помнят. «Где твоя живи?» «Моя живи сопка». Они охотятся на белок, потом отправляются всей семьей в районный центр и обменивают в пушной конторе свои шкурки на консервы и сахар. Евреи придут к ним как друзья, как культурные соседи. Орочи переберутся из своих лесных палаток и шалашей на сопках в прочные деревянные дома. Робинсон говорил мне, что здесь практикуются смешанные колхозы из евреев и казаков, из евреев и корейцев. Их надо приветствовать.
— Вы такую смесь могли видеть в «Найе Вельт», — сказал я.
— Видели, — ответил он. — Там евреи работают вместе с корейцами. Я влез в нутро их взаимоотношений и не заметил там никакой язвочки. Наш Биробиджан молод и здоров. А наша Палестина больна, очень больна… Извините, что прервал вас. Мне очень интересно узнать, что стало с молодым художником.
…Через день Гордон выехал в Иерусалим. На вокзале он встретил дочь наборщика. Она собиралась в Яффу, но, увидев Гордона, повернула обратно и потащила к себе домой. В тот же вечер она снова приступила к нему со своей любовью.
— Нет, — ответил Гордон, — я тебя никогда не полюблю.
— Почему?
Она сжимала ему пальцы, пьяновато смотрела в глаза. Ему было противно ее пожатие, а взгляды ее угнетали своей униженностью.
— Разве я могу ответить: почему? — сказал он.
— Ты все еще любишь свою датчанку?
— Я никого не люблю, — ответил он.
— Но ведь она еще свободна, — произнесла дочь наборщика. — Мне говорили, что она до сих пор не вышла замуж.
Она ловила тени в его глазах, дрожание ресниц. Она мучила его своим пристрастным допросом.
— Я не за тем приехал в Иерусалим, — злобно ответил он и стал пить молоко большими, сердитыми глотками.
На другой день она повела его к своей подруге. У некрасивых девушек часто бывают подруги красавицы. Дочь наборщика дружила с юной Малкой, женой ребе Акивы. Гордон о ней много слышал, и ему было интересно посмотреть цветущую женку своего престарелого ребе. Малка приняла их в своей комнате, удивительно белой от сверкающих чистотой простынь, накидок, подушек и скатертей. По стенам были развешены ее белые платья и шарфы. В крохотные рамки были воткнуты бесчисленные портреты. Гордон узнал косой взгляд Бялика, черную бороду Черниховского, сухой взгляд Ахад-Гаама, низкорослого Жаботинского и кинематографических красавцев и красавиц: Рудольфо Валентино, Гайдарова, Полу Негри, Мэри Пикфорд, Грету Гарбо.
