— Я не смотрю, — сказал хозяин, показывая на зрительный зал, — не еврейское дело.
— Сколько же это дает? — заинтересовался Акива.
Хозяин ответил, что было бы грех жаловаться, если бы не арабские мальчуганы, пролезающие без билетов.
— Я не могу за всеми уследить.
Старики разговорились, и в конце беседы еврей из Кишинева сказал:
— Ваше дело, я вижу, тоже затягивается! Поступите ко мне сторожем, и я вам буду платить две турецких лиры в месяц. Жить вы можете у меня.
Акива охотно согласился и покинул богадельню Монтефиоре. В доме кишиневского еврея, выписавшего потом сюда свою семью, ему отвели угол у восточной стены. Он обедал за общим столом вместе со своим хозяином, его женой Фейгой и внучкой Малкой.
Пятнадцатилетняя Малка была сиротой. Ее мать развелась с мужем, а отец был убит в Маньчжурии. За столом бывало шумно и празднично. Малка наполняла эти часы всеми цимбалами своего голоса.
Ребе Акива, ничему меня не научивший, сам знал очень много. Вполне свободно, без всякого проводника, мог он пройтись по коридорам Мишны и Гемары, заходя во все закоулки. Хозяин очень уважал его за ученость и был крайне доволен, что Акива согласился обучать его внучку чтению Раши и Онкелоса. Шумная Малка скоро привыкла к муравьиным буквам, лишенным нажимов, закруглений и пунктуации. Глядя на свою ученицу, Акива чувствовал, что он все больше и больше «отходит».
— Я отхожу, — жаловался он кишиневскому еврею. — Если раньше от могилы отделяло меня десять шагов, то сейчас я должен пробежать к ней несколько верст.
Он стал брать с собой Малку в кинематограф ее дедушки. Неудачники савана ее забавляли. Она громко смеялась, мешая скрипачу играть. В особо поражавших ее местах она хваталась за локоть сидевшего рядом с ней мальчугана. Чаще всего это был араб Муса, злостный безбилетник. Акива справился со всеми любителями даровщины, но сын феллаха пугал его своим взглядом.
Во время одного урока с Малкой Акива вытащил из-за пазухи пушистый белый платок.
— Ой! — воскликнула Малка. — Что это такое, дядя?
— Это платок, — с талмудическим спокойствием ответил Акива.
— А зачем вам платок? — не понимала Малка.
— Один человек, — ответил Акива, ущипнув ее за щеку, — будет его носить.
— Кто, дядя?
— Ты! — ответил Акива, ущемив ей подбородок.
— Но ведь это же ваш платок? — все еще не понимала Малка.
— Я тебе его дарю, — сказал Акива. — Носи на здоровье, Малка! За подарок надо дядю поцеловать.
Он задержал ее губы на своей щеке, и она с силой от него вырвалась.
