— Вы говорите так, — сказал я, — словно вы не заезжий американский гражданин, а советский человек.
— Если вы любите женщину, которая предпочитает блондинов, — произнес Броун, — то вы готовы ради любви к ней стать блондином. Я сейчас побывал всюду, где водятся евреи, я видел румынский пауперизм, польскую нищету, немецкую ассимиляцию и палестинскую безысходность. Что же? Я убедился, что только советская власть может достойно разрешить еврейский вопрос. Ради одного этого я готов стать комиссаром… Только ничего не говорите мистеру Вильяму Гаррису.
— А он? — спросил я. — Что думает мистер Гаррис?
— Он думает то же, что и я, но не любит открыто признаваться. Мистер Гаррис сказал мне по секрету, что только советская власть… Вы понимаете? Он принадлежит к тем американцам, которые считают, что советская власть вне своих границ, — это, разумеется, нонсенс, но у себя на месте она очень, очень кстати.
— Мистер Броун, — сказал я, — вы давно были в Палестине?
— В прошлом году, — ответил он.
— Расскажите о ней.
— Нечего рассказывать, — сказал Броун. — В такую ночь и не хочется о ней вспоминать. Будьте любезны, покажите мне Вегу.
Я нашел Вегу в звездной неразберихе и ткнул пальцем.
— А Кастора и Поллукса?
— Вот они.
— Отлично! — воскликнул Броун. — Вы нашли во мне лучшего друга, если так хорошо знаете природу. Вы ее любите?
— Люблю, — ответил я.
— Надо вернуть нашей нации природу, — сказал Броун, — надо вернуть ей утерянное лицо. Говорят, местечки пустеют, нет на Подолии больше евреев-коммерсантов.
— Правда, мистер Броун: нэп кончается, началась первая пятилетка.
— Это очень хорошо, товарищ. Да, вы спросили меня про Палестину. Там совсем худо: ее душит экспортная проблема. Никто не покупает вино… продукты не имеют сбыта.
— А промышленность?
— Вы хотите сказать — тяжелая? В Тель-Авиве я видел много заводов, они производят… сельтерскую воду.
— А план электрификации Палестины? — спросил я.
— Вы знакомы с планом Рутенберга? — удивился Броун. — Ведь англичане его зарезали. Зачем это им? Сознайтесь: вы когда-то мечтали о Святой земле, о горах Иудеи, пашнях Хеврона… Мечтали?
Он угадал. В дни отрочества и я носился с мечтаниями о возвращении на легендарную родину, о независимости на Средиземном море, о дочерях Сиона с тимпанами и бубнами…
— Благодарите судьбу, — сказал Броун, — что не поехали туда в золотую и обманчивую пору декларации Бальфура. Как ринулись тогда евреи! Впрочем, англичане живо захлопнули границу.
