В тот год я выехал по делам службы в Уссурийский край и встретился с членами экспедиции у подножья горы Бомба. Я обрадовался их гостеприимству, примкнул к ним и плавал вместе с ними по воронкам Биры, шатавшим наши утлые гольдские челны. Я побывал вместе с ними в первом селе Худинове, в Лондоко. Затем — привал. Утром экспедиция отправлялась верхом в Бирефельд. Все спали — набирали силы. Джемс Броун вышел погулять, но его искусали комары, и вот он взобрался вместе со мной на сопку. Взошла луна. Она расположилась на два пальца правее верхушки того кедра, под которым мы лежали.
— Олл райт, мистер? — спросил я Броуна.
— Очень хорошо, товарищ.
Он чуть приподнялся с земли, снова завозился со своей трубкой-жертвенником и горячо заговорил:
— Вы подумайте только: эти бывшие местечковые евреи потешались надо мной, когда я жаловался на комаров: «Нас они уже не кусают! Мы уже не боимся! Нам уже в полной степени на них наплевать!..»
Мистер Броун передразнил напевно-скептические интонации своих соплеменников и продолжал:
— Думаю, что они немножко врут. Иммунитет, иммунитет! Слишком рано появился у них этот иммунитет. Но вы заметили: никто из них не пользуется сеткой?
— Заметил.
— Никто, даже женщины! Это очень хорошо или, как вы говорите, олл райт, — сказал мистер Броун. — Я рад за наших евреев: у Биробиджана есть будущее.
Я еще внимательнее вслушался в его слова. Это было первое ясно высказанное мнение члена экспедиции. Я засыпал Броуна вопросами:
— Родят ли пашни?
— Чепуха! Это прекрасная плодородная земля! Здесь, — говорил Броун, — могут вызревать отличные овощи. Рис? Сам Бог создал этот край для риса…
Броун вздохнул.
— Край еще не обжит, совсем не обжит. Надо проложить дороги, осушить болота…
— И прогнать мошкару, — пошутил я.
Броун показал на землю, лежавшую во мраке.
— Они говорят, что мошкара уходит. Они прогоняют ее первыми дымами своих первых селений. Встанем!
Мы встали, накинули на себя плащи. Джемс Броун вытянул руки, раздвинул сучья кедра.
— Посмотрим вниз, — сказал он, — охватим одним взглядом нашу новую родину.
— Ничего же не видно: темно, — возразил я.
— Как! — воскликнул Броун. — Неужели я, американский обыватель, должен учить советского революционера? Здесь находится, — он ткнул в темноту, — станица Тихонькая. Ее освещают огни, стучат сердца лесопильных заводов, отсюда уходят в тайгу грунтовые дороги. Там я вижу пашни, огороды, пасеки, мельницы, школы, рисовые совхозы…
Я рассмеялся.
