— Послужи на пользу отечества, — убеждал девушку новобранец.
Он подбросил ее и схватил на лету, потом опустил на землю и, встав от стола, потащил в глубь кладбища. Неожиданно она обратила к нему свое лицо и, покрывшись фиолетовой краской, краской гнева, спросила на ломаном языке:
— Как тебя зовут, солдат?
— Павло, — ответил он добродушно.
— Так будь же ты, Павло, проклят. И родные твои, и дети твои, и мать твоя, и отец твой… — вскричала она на своем родном языке.
Новобранец сперва смотрел на нее с веселым любопытством, потом понял, что девушка его проклинает, и злорадно показал ей язык.
— Мабуть, ты, дивко, ругаешься? Солдатскую честь позоришь? Ах ты, жидивка!
И Павло, раскипятившись, свистнул команде:
— Хватай до купы, хлопцы!
И веселая команда пришла на помощь.
На другой день винницкие жители выразили молодоженам свое сочувствие, утешили стихами из Священного Писания, но о подписном листе забыли.
— Черная свадьба, — говорили в синагоге горожане, — была устроена напрасно. Прелести новобрачной достались чужому. Видно, Господь не захотел принять искупительной жертвы.
И Зельц остался бедняком, черным мастеровым, что кладет заплаты и с лихом запанибрата. Он не получил своих двухсот рублей и обувного магазина в Торговых рядах. Вместо почета — позор, и гнить ему до конца дней своих на последней ступени высокой лестницы, на самом верху которой, головой упираясь в солнце, стоят потомки великого Бааль-Шем-Това из Меджибожа.
1927
