Закат империи | страница 47
— Ну а что касается истинной веры, — добавил он, — то сам Господь позаботится о том, чтобы она воссияла в заблуждающихся сердцах. Ведь истина — это нектар, питающий преданные ей умы.
Боэций долго колебался, поскольку он признавал лишь убедительность логических доводов и нынешние политические обязанности, требовавшие максимальной дипломатичности, висели на нём тяжким грузом.
— Странное дело, — наконец заговорил он, — но мы, веруя в правоту своего учения, спорим о том, скрывать ли нам его истинность от других? Разве можно скрыть истину под каким бы то ни было обличьем? Ведь если истина приятна, то это не истина, а лесть; если истина отвратительна, то это не истина, а клевета; и лишь когда она поражает в самое сердце своей властной неумолимостью, то это — истина. Оставим же наши споры и подумаем о достойном проповеднике.
И вот тогда-то папа Иоанн и предложил Бенедикта Нурсийского. Боэций слышал об основателе нового монашеского ордена, но никогда с ним не встречался, поэтому поверил на слово Иоанну, уверявшему в ярких достоинствах данной кандидатуры.
— Его ещё предстоит уговорить, — в конце своей речи заявил он. — Бенедикт — человек непредсказуемый и, издай я хоть буллу, обязывающую его явиться на диспут, вполне может оказать неповиновение.
И вот теперь, прибыв на строительство нового аббатства, Боэций с нетерпением ожидал встречи со знаменитым отшельником. Когда он наконец увидел двух монахов, идущих к нему, то сразу и без труда, по одному только цепкому, сверкающему взору тут же узнал Бенедикта.
— Приветствую тебя, святой отец! — первым произнёс Боэций.
— Благослови тебя Господь, благородный Аниций, — сдержанно отозвался Бенедикт. — Брат Фотий сказал, что ты оказал мне честь и приехал побеседовать... Извини, что не могу пригласить тебя в свою келью, это слишком неподобающее место для столь знатного патриция. Но мы можем прогуляться по саду, хотя он, увы, всё ещё дик и запущен...
Пока монах говорил, Боэций внимательно следил за выражением лица Бенедикта и за интонацией его голоса. Нотки иронии, но при этом удивительная для отшельника учтивость.
— Прекрасная мысль, — заметил он, когда священник умолк. — И хотя важно не где, а с кем беседуешь, прогулка по саду, без сомнения, украсит наш разговор.
Бенедикт отступил в сторону и, движением руки отослав брата Фотия, повёл Боэция в сад. Когда-то эти выложенные мраморными плитами и обсаженные с обеих сторон миртами и кипарисами аллеи вели к бронзовым фонтанам, изображавшим играющих фавнов, когда-то здесь стояли каменные скамьи и росли роскошные кусты роз, аккуратно подстригавшиеся рабами... Но теперь сквозь плиты дорожек бурно пробивалась трава, фонтаны и скамьи были давно разбиты, деревья срублены, а кустарники разрослись настолько, что во время прогулки их ветви приходилось отводить руками.