Увидев, как неуклюжие удары молотов не раскалывают, а лишь крошат когда-то белоснежный, а ныне пожелтевший мрамор, отец Бенедикт Нурсийский, прославленный суровостью своих обетов отшельник из Субианских гор, распалился ещё больше.
— О неумелые воители Господа! — возопил он, вздымая вверх худые жилистые руки. — Зачем же вы портите мрамор, предназначенный для оратории святого Иоанна, которая будет стоять на этом месте? Вам нужно всего лишь уничтожить изображение этого нечестивца, когда-то почитавшегося духовными слепцами за бога, а не превращать его статую в пыль!
— Постамент слишком прочно врос в землю, — робко пожаловался один из монахов — невысокий, длинноволосый, с испуганно бегающими глазами. — Будет намного лучше, если брат Клемент просто перебьёт ноги этому идолу и свалит его.
Брат Клемент — огромный и тучный монах с тупым выражением смуглого некрасивого лица, на котором выделялись толстые вывернутые губы, молча кивнул и выразительно помахал большим молотом, держа его чёрными волосатыми руками.
— Сейчас время собирать, а не разбрасывать камни, брат Валент, — проворно возразил отец Бенедикт. — Так что мрамор этого постамента нам всё равно будет необходим для постройки оратории. Но если у вас не хватает сил справиться самостоятельно, то я сейчас пришлю к вам поселян. А вы шока сотворите молитву, дабы Господь даровал вам сил.
Он повернулся и быстро направился в тот конец усадьбы, откуда раздавались голоса крестьян. Однако на полпути ему повстречался какой-то невысокий худой юноша в бедной одежде с небольшой котомкой за плечами, который до этого сидел возле старой туи, но, заметив отца-настоятеля, поспешно поднялся с земли.
— Мир вам, отец Бенедикт, — робко сказал он, опускаясь на одно колено.
— Мир и тебе, отрок! — немного смягчив свой резкий голос, отозвался монах. — Что скажешь?
— Я бы хотел стать послушником в вашем аббатстве...
— Оно принадлежит не мне, но Господу!
— Да-да, конечно, — забормотал юноша. — Позвольте мне стать одной из овец вашего стада.
— Не моего, но Господа! Встань с колен. — Отец Бенедикт вперил в своего собеседника ястребиный взгляд. — А знаешь ли ты, какая суровая жизнь во имя вечного спасения тебя здесь ожидает? Аббатство станет твоим единственным домом, пребывать в котором ты будешь обязан до конца дней своих. Послушание и воздержание, обязательный труд и молитва, которую ты будешь возносить к Христу семь раз в день...
— Ради вечного спасения я готов на всё, — поспешно перебил юноша, вскидывая робкие глаза на священника и тут же опуская их долу.
