Я немало мечтал, но мечта от меня улетела,
И глухая тоска победила меня, одолела,
Я погиб и сгорел, превратился я в пепел, друзья!
Я, покорствуя року, не слушал веления бога,
Я в грязи утонул, укажи, где к спасенью дорога.
Ни дервиш, ни мулла, ни суфий я — суди меня строго.
Стань мне братом навеки, коль хочешь быть в жизни подмогой;
Я скажу тебе правду — владеет всегда мной тревога:
И меня презирает последний бедняк босоногий.
Нет под солнцем таких, чтобы жили так нище, убого.
Стал я прахом, терпел я, страдая покорно и много.
Я погиб и сгорел, превратился я в пепел, друзья!
Пусть придет Сулейман и все духи подвластные с ним…
Царь всех пори могучий и грозный с веленьем стальным.
Ветер-див, с сотней тысяч драконов, всем войском своим.
Князь всех мук Тартаруз и Хейхат, перед кем мы дрожим…
Коль гадюки в наш край приползут по равнинам степным.
Моисей белорукий придет с Иисусом святым,
Славный Хизр прочитает молитву с Ильясом благим
Может быть, и воскресну я к жизни, несчастьем гоним…
Я погиб и сгорел, превратился я в пепел, друзья!
Я несчастен, Фраги, и потух моей жизни очаг:
Я болтун и бездельник, один из беспутных гуляк,
Недостойного к скорби ведет всякий бедственный шаг.
Как слепец, спотыкаюсь, и богу молюсь я не так.
Пожелает царица — сияньем засветится мрак.
И поймут меня все, если слова воздвигну я стяг.
Только ныне, друзья, я последний из нищих бродяг.
Змеелов, огневой саламандре подобный бедняк —
Я погиб и сгорел, превратился я в пепел, друзья!
Говоря: «Друзья, друзья!
Жизнь моя прошла!» — я плачу.
«Охладела кровь моя,
Ум сгорел дотла», — я плачу.
Говоря: «Увы, для нас
Благодати свет погас;
Человек не хочет глаз
Отвести от зла», — я плачу.
Говоря: «Людской язык —
Празднослов и клеветник,
И кипят земных владык
Черные дела», — я плачу.
Говоря: «В тенетах лжи
Пропадешь, Адам! Скажи,
Где достойные мужи?
Скольких смерть взяла?» — я плачу.
Говоря: «Ровесник мой
Околдован сатаной;
Брата предал брат родной,
Грешным нет числа», — я плачу.
Говоря: «Играет рок.
Души гнет в бараний рог.
И лежат среди дорог
Мертвые тела», — я плачу.
Так, Махтумкули, ты прав;
Плоть безумна, мир лукав,
Говоря: «Мне в грудь запав,
Скорбь гнездо свила», — я плачу.
Не сжалилась судьба, не спас нас бог,
Что строили — все рухнуло мгновенно.
И то куда-то вдаль унес поток,
Что столько лет писал я ночеденно.
Не знали ничего, не ждали бед.
Но вдруг бедой застлало белый свет.
И то, что я писал пять с лишним лет,
