Губ сухих не омыв, молитвы творим:
Ниспошли урожай страдальцам земным.
Пощади, дай дождя, дождя, мой султан!
Я — Фраги — всю любовь к тебе устремил.
В середине пути ты гасишь мой пыл.
Дай до цели дойти, владыка светил,
Пощади, дай дождя, дождя, мой султан!
Во чреве матери я спал девять лун.
Открыв глаза, я в мир попал. — Дни мои!
В пять лун я вышел наконец из пелен;
Мне зубы в восемь бог послал. — Дни мои!
Я в год не мог добро и зло распознать.
Отца в два года узнавал я и мать;
В три было мне дано язык восприять,
В четыре — камни я кидал. — Дни мои!
Сомкнулись пять начальных лет в яркий круг.
К шести годам я полюбил струнный звук,
К семи годам дичиться начал подруг,
К восьми — беззубым снова стал. — Дни мои!
Произносить салам я в девять привык.
Читал я на десятом книгу из книг;
Держал в одиннадцать перо, ученик,—
Слова глотал, и слаб и мал. — Дни мои!
Двенадцать я, тринадцать лет накопил.
В четырнадцать — мне сердце жег ранний пыл;
Меня в пятнадцать — страстный сон посетил,
В шестнадцать лет я бушевал. — Дни мои!
Я в двадцать — буйной силы бремя любил,
Я в двадцать пять — похода время любил,
Я в тридцать лет — стрелу и стремя любил,
И был я в тридцать пять — удал. — Дни мои!
Я чашу знаний наполнял в сорок лет.
Я в пятьдесят за четки брался чуть свет,
Мюридом стал я в шестьдесят, стар и сед.
Года пророка насчитал
[6].— Дни мои!
Под семьдесят неволит лечь — дрожь в ногах;
Под восемьдесят — молкнет речь, муть в глазах;
Под девяносто — ноша с плеч, в сердце — страх, —
Кто память у меня украл? — Дни мои.
Тебе, Махтумкули, до ста не добрать!
Придут халат на мертвый прах надевать,
Да будет спутницею вам благодать,
О, жертва роковых начал — дни мои!..
Я был ласточкой — крыльев лишился, безрадостный, я,
Отморозила крылья осеннего ветра струя.
Стал я жертвою девы, в ней видел я смысл бытия.
Я от бога ушел — безрассудна моя колея.
Все от бога: блаженство свиданий, разлук острия…
Кто приходит надолго — тот вскоре уйдет, вопия…
Среди бдящих я спал — это понял я, слезы струя.
Ел не пищу — отраву, сбирал себе груды гнилья —
Я погиб и сгорел, превратился я в пепел, друзья!
Страсть к наживе бессмысленной мной, бедняком, овладела.
Мудрецов избегая, в незнанье достиг я предела.
Лишь бродяжничать, странствовать сердце шальное хотело —
Видно, так суждено, и не знать мне иного удела.
Рок не хочет позволить мне делать желанное дело…
Ни богатства, ни счастья не ведал а свой век закоснелый.
