Вернулась Марджери с двумя чашками кофе.
— Тебе с сахаром?
«Да разве можно пить эту отраву иначе?»
— Нет, спасибо, — оробев, пролепетал он, чувствуя, что так и не осмелится задать мучивший его вопрос.
Марджери уселась в кресло напротив Каранджи, скрестив ноги. Чашку она поставила на подлокотник. Свою Каранджа крепко сжимал обеими руками, боясь пролить кофе на ковер. Каждый раз, поднося ее к губам, он внутренне содрогался.
— Сколько у тебя жен? — Это был ее излюбленный вопрос в разговоре с африканцами. Подумать только, у последнего повара их было три! Каранджа вздрогнул, словно Марджери задела едва зажившую рану, Мумби…
— Я не женат.
— Вот как? Я-то думала… Когда же ты купишь себе жену?
— Не знаю.
— Ну, а хотя бы подруга — ты понимаешь, о чем я говорю, — у тебя есть? — Ее разбирало любопытство. Голос звучал так проникновенно, и Каранджа не выдержал. Может, она поймет, посочувствует ему…
— Была у меня девушка… Я… я любил ее, — набравшись смелости, выпалил он и сгоряча глотнул слишком много кофе. «Ну и горечь!..»
— Почему же вы не поженились? Она умерла или…
— Она мне отказала.
— Ах, прости! — Марджери и впрямь ему сочувствовала. Каранджа очнулся, вспомнил, где он.
— Можно, я пойду, мэмсахиб? Что-нибудь передать господину?
Марджери успела позабыть, зачем, собственно, пришел Каранджа. Она еще раз прочла записку.
— Ничего не надо, спасибо, — сказала она, провожая его до двери.
Каранджа вышел из дома Томпсонов ровно в полдень Рана, потревоженная Марджери, надсадно ныла в груди. Но постепенно боль улеглась, и он пришел в неплохое расположение духа. Шаль, что Мваура не видел. И слуг у Томпсонов нет, рассказать некому. А самому Карандже могут и не поверить.
Приближалось Еремя обеденного перерыва, поэтому, не заходя на службу, Каранджа отправился в африканскую харчевню, вновь и вновь перебирая в памяти мельчайшие подробности беседы с миссис Томпсон, смакуя даже горький привкус кофе во рту.
Харчевню «Друг до гроба» называли просто «Друг». Неоштукатуренные кирпичные стены были покрыты жирным налетом грязи, мухи роились на них, на потолке, жужжали над ухом, садились на миски и чашки, занимались любовью. На колченогих столиках стояли искусственные розы в пустых консервных банках. Через всю стену было начертано: «Придите ко мне, страждущие, и аз успокою вы». На клетушке кассира в рамке под стеклом висели стихи:
С первых дней творенья миром правит ложь.
Где под этим солнцем честного найдешь?
Я словам не верю, не даю в кредит.
