— «Хорошо поет», — подумал он и прислушался.
Подоспели побратимы,
Без тебя им скучно стало,
Поснимайте-ка оружье,
В дом входите без кинжала!
Давно не слышал Леван эту старинную горскую песню. В детстве, когда ему случалось заболеть, его не радовали ни леденцы, ни живой барашек с накрашенным лбом; одного только просил он у матери — спеть эту песню. Она была для него самым лучшим лекарством. Грезами его детства владел храбрый витязь — сраженный врагом, он метался на берегу Бусни-чала, просил напиться и брал с Левана клятву отомстить за него. Затаив дыхание вслушивался Леван в печальный напев своей матери:
Поснимайте-ка оружье,
В дом входите без кинжала!
То ли от волнения, то ли от жара лицо его пылало, и он шепотом спрашивал у матери, почему побратимы должны снять оружие…
— Таково предание, сынок. Однажды, говорят, кистины убили нашего чабана, а он был единственным сыном у матери. И вот пришел в дом побратим убитого, чтобы посочувствовать горю. Несчастная женщина выхватила у него кинжал из ножен и пронзила себе сердце. С тех пор и повелось, сынок: входя в дом, где горе, мужчины снимают оружие и оставляют его за дверью.
Поснимайте-ка оружье,
В дом входите без кинжала! —
пела женщина за изгородью, и, как когда-то в детстве, сердце Левана тревожно забилось. «Кто ж это поет его любимую песню?» И он пошел на голос, таясь за деревьями, чтобы не вспугнуть певицу.
Над изгородью показалась Гогола. По-видимому, она еще раньше приметила идущего по переулку молодого Надибаидзе.
— Чего ты там прячешься, укротитель буйволов? — спросила девушка, и в ее голубых глазах вспыхнул насмешливый огонек.
— Тебя слушал, Гогола, — сразу признался Леван.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Птичка сказала…
— А больше она тебе ничего не сообщила?
— Нет. Остальное, говорит, Гогола сама тебе скажет.
— Вот как! Умная птичка, — одобрила Гогола и смело ответила Левану улыбкой на его улыбку.
3
Двух сыновей имел Захарий Надибаидзе. Непохожи были братья друг на друга — с первого взгляда никто не признал бы в них детей одного отца и одной матери.
Черноволосый и темноглазый Леван, одинаково сдержанный в горе и в радости, был точным слепком со своего отца.
Нелегко было найти ключ к его сердцу, но уж если он назвал тебя братом или другом, то, как говорится, будь ты соринкой у него в глазу, он даже не моргнул бы глазом.
Человек большой души, он отличался постоянством и терпимостью в дружбе. Зато, когда он обнажал меч, ни хлеб-соль, ни слезы, ни мольбы не могли заставить его вложить клинок обратно в ножны.
