У дома Надибаидзе стоял грузовой автомобиль, но во дворе никого не было. Только возле правления сидели на скамье какие-то люди и смотрели на дорогу. «Что с тобой, глупая», — сказала она самой себе и немного постояла за тутовым деревом, чтобы переждать, пока краска сбежит с пылающих щек. Потом она почти пробежала мимо правления, но Левана не было и здесь. Девушка облегченно вздохнула, словно избавилась от какой-то опасности.
За околицей она остановила попутную машину.
За рулем сидел незнакомый парень с почти черным от загара лицом и с такими ослепительно белыми зубами, что, кажется, только они и видны были в сумраке кабины…
— Мне до озера.
— Хоть до Каспийского моря, — сказал парень, с трудом открывая неподатливую дверцу кабины.
Взметая клубы красноватой пыли, машина помчалась мимо опустевших садов. Собрав урожай, люди недавно ушли отсюда, и только птицы смело кружились над растрепанными деревьями, под которыми желтели вдавленные в землю листья. Легкой грустью повеяло на Гоголу от этих сразу потускневших садов.
Вдруг парень резко затормозил; облако пыли мгновенно накрыло всю машину.
— Я сейчас, — сказал парень.
Гогола подождала, пока пыль немного осела, потом выглянула в окошко и увидела разбросанные по стерне невысокие свинцово-пепельные холмики минеральных удобрений, а за ними женщин с ведрами в руках.
Пройдя несколько шагов, парень нагнулся и что-то подобрал с земли, затем подошел к одной из женщин. Лица ее нельзя было разглядеть: оно было закрыто платком. Парень о чем-то горячо заспорил с женщиной; та вдруг бросила ведро, решительно вытерла руки о подол платья и направилась к стоящей на краю дороги арбе.
Шофер возвратился мрачный. Некоторое время он молча вел машину, и только две глубокие сердитые складки сходились и расходились на его переносице, придавая юному лицу такое строгое выражение, что Гогола невольно улыбнулась. Но, видно, он был не из молчаливых. Нагнув голову, парень отер о плечо свое потное не столько от жары, сколько от волнения лицо, правой рукой достал из кармана крупные, с грецкий орех, серые камешки и возмущенно сказал:
— Вот, смотрите! Этими булыжниками улицы мостить, а они… поля удобряют. Я им говорю: просейте, а они руки мне свои показывают. Жалуются: от солей кожа на них потрескалась. Рукавицы требуют. В прошлом году женщины из седьмой бригады так кусками и разбросали удобрения по полю: дожди, мол, пройдут — они сами рассыплются. А дождя не дождались. Вот и сожгли землю, снизили урожай. И сейчас то же самое делают. Разве это работа?!
