… Леня выздоровел и еще долго служил на флоте. А со старпомом, который скоро стал командиром такой же соседней лодки, они помирились — впрочем, чего ссориться — старпом вовсе не был кровожадным, да и не в обиду сказать — на слишком разных орбитах они вращались, чтобы часто вспоминать друг друга! Такой, значит, был у меня медицинский опыт до сих пор иногда вспоминаю, хотя детали постепенно уже куда-то и ускользают! — смутился Николай Иванович. — Так сколько ты медицине служил? — ехидничал Рюмин — Да целых минут пятнадцать-семнадцать! — честно признался смеющийся Бардин. — Вот то-то! — победно завершил доктор. Меж тем, за разговорами, и не заметили, как совсем стемнело и в небе вспыхивали низкие яркие звезды — одна за другой, и целыми созвездиями. — Ну все, спать пора, завтра с утра — в путь! — сказал Бардин, подводя черту. Потихоньку все разошлись по своим спальным местам, кто — в машины, кто — в палатку, стали укладываться. Заметно похолодало и Палыч потащил к костру сучья нарубленного сухостоя, лежащие невдалеке. У костра остался Бардин, ловко прикуривший свою знаменитую пенковую трубку с головой индейца от кострового уголька, задумчиво шевеля длинным сухим суком горящее дерево и угли, и наблюдая за взлетающими в черное небо яркими искрами. И всем было ясно, что старый подводник сейчас уносится мыслями сквозь время к своим друзьям и кораблям… Мы все боимся не то, чтобы быть сентиментальными, но просто невзначай показать эти эмоции окружающим …
Начальник психиатрического отделения военно-морского госпиталя подполковник Игорь Царёв щедро насыпал в свою большую фарфоровую чашку хорошего растворимого кофе.
Продукт был финского производства, ароматный и удивительно вкусный.
Конечно, Царев бы и свежемолотый заварил, который убежденно считал куда как полезней. Да только достойных но условий пока нет. Ни кофе-машины, (мечта!) ни примитивной плиточки с одной конфоркой, чтобы вскипятить бронзовую джезве всего на две чашечки. Сам и виноват — лично не создал, а всякое командование любит, чтобы их подчиненные жили и служили по-спартански, и чем «спартаннее» — тем лучше. Сами мы, мол, так и жили с петровских времен, а, значит, и вы проживете.
Наверное, этот кофе там и растет — где-нибудь под Хельсинки, на соснах или рассыпанным на можжевельнике. А то и — прямо в их северных тундрах — подумал Сергей, — Прямо вот так, открыто. И поэтому, даже в растворимом виде, он стимулирует бодрость и тягу к радостям жизни.
