– Глупости. Не будь девчонкой, – сказал он.
– Убер! УБЕР! – заорал Соловей во всю мощь легких. – БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ! У меня же нет рук!!!
– Слушай, не драматизируй.
– Нет рук, с-сука!!
– Вот тут ты меня прямо заинтриговал, – сообщил Убер. Собрал вещи, сложил в рюкзак. Тщательно вытер кукри и вложил в ножны.
Соловей начал молить:
– Убей меня! Пожалуйста!
Убер хмыкнул.
– Обойдешься.
– Убер!! Сука! Будь же человеком!
Скинхед резко повернулся. Соловей сглотнул. Рот пересох – обычная побочка промедола. А может, не от этого…
– Знаешь, кто я? – сказал Убер спокойно.
Убер смотрит на Соловья сквозь стекло противогаза.
Соловей:
– Убер, пожалуйста…
– Я типа ангел господень, понял? Я гнев его… и тому подобная хрень. Так сказала одна маленькая девочка и так оно и будет. Аминь. Слушай, Соловей, ты действительно ждешь от меня милосердия?
– Убер… не надо… н-нет… пожалуйста. Только не так!
– Видишь? – Убер раскрыл ладонь. На ладони лежало грязное черное перо. – Вот оно, мое милосердие. Аз есмь всадник на коне бледном, сука.
Скинхед помолчал. Ветер подхватил перо с ладони и поднял вверх, все выше и выше. Перо, дергаясь, поднималось над городом. Возможно, туда, наверх. К воротам.
– И имя мне – долбаная Смерть, – сказал Убер.
Тишина. В темном небе над площадью кружили черные крылатые тени.
– А сейчас попробуй выжить, – сказал Убер. Повернулся и пошел. Соловей закричал, затем посмотрел на свои обрубки – и опять закричал. Он вдохнул полной грудью отравленный радиацией воздух – и вдруг, вместо того чтобы кричать, запел. Он давно не пел этой песни, великолепной неаполитанской «Сорренто». Теноры должны петь «Вернись в Сорренто», даже когда Земля останется совсем без людей:
– Как прекрасна даль морская…
Как влечет она, сверкая,
Сердце нежа и лаская,
Словно взор твой голубой.
Слышишь в рощах апельсинных
Звуки трелей соловьиных?
Вся в цветах благоухая,
Расцвела земля вокруг.
Великолепный тенор летел над мертвой площадью, мертвым городом, мертвым дворцом, мертвыми львами…
Torna a Surrieееееnto,
famme campà!
«Вернись в Сорренто, верни меня к жизни». Что может быть лучше солнечной неаполитанской песни, звучащей над городом холодной земли и ледяной северной воды?
Соловей закончил петь. Лучше он не пел никогда.
Убер остановился.
– Браво, – сказал он. – Кажется, сегодня я слышал лучший голос на Земле.
Повернулся и пошел дальше.
За его спиной затихал крик Соловья:
– Убер, не бросай меня здесь! Я тебе скажу! Скажу! Это важно!
* * *
Убер уходил, не оборачиваясь. Какой бы ни был этот секрет, он не стоил его милосердия. Не в этом случае. Мика мертва, Мамед мертв, Нэнни и Юра тоже мертвы. А вот те, кто это сотворили, позволили и благословили, еще мертвы не все. И он это исправит.
