– Что ж ты, волчья сыть, спотыкаешься?! – приговаривал скинхед. Соловей вздрогнул и очнулся. И сразу все вспомнил.
Они были на поверхности.
– Убер, блять… Ты перепутал сказки!
Убер дотащил его до храма Кирилла и Мефодия.
– Пришли, – сказал Убер. Огляделся. – Да, отличное место. Жутенько, но в тему.
И тут Соловей понял, что это конец.
– Я могу еще идти, – сказал Соловей. – Честное слово. Я совсем не устал, я могу еще идти… Давай в следующем дворе. Убер! Убер, слышишь?! Там, дальше, намного лучше меня убить. Честное слово… послушай…
Скинхед молчал. В окулярах противогаза отражалась неровная небесная линия Петербурга.
Соловей попятился, упал. Снова пополз. Скинхед медленно шел за ним, неотвратимо и спокойно.
– Убер, что ты делаешь? Убер! Убер!
Он увидел в руках скинхеда армейский шприц-тюбик.
– Нет! Нет! Пожалуйста, не надо…
Скинхед вколол Соловью промедол – прямо сквозь защитный костюм. Соловей дернулся, затем – не смог удержать блаженную улыбку. Убер достал и вколол ему еще один шприц, в другое плечо. Пших. И готово.
Соловей улыбался. Эйфория. Приход. Промедол – это опиат, это хорошо. Му-у-ультики, подумал Соловей.
Убер достал красные резиновые трубки. «Что это?», подумал Соловей. Потом вспомнил, сообразил, прорвался сквозь прекрасный блаженный туман. Это те трубки, что он, Соловей, использовал, чтобы привязывать свои жертвы. И ту девчонку, Марту, тоже. Он хотел выругаться, но злости не было.
Убер достал кукри. Огромный, сверкающий. В блаженном потоке «мультиков» Соловей залюбовался отражениями в лезвии кукри. Убер покрутил головой, затем плечами. Приготовился, взял кукри за рукоять двумя руками. Как топор, подумал Соловей. Убер медленно поднял нож над головой…
С хрустом опустил. Соловей не сразу понял, что случилось. Убер снова поднял кукри, с него слетели черные капли, и снова опустил. Шмяк. Шмяк. Плюх.
Соловей повернул голову. На мостовой лежала чья-то рука. Знакомая рука. Вот кольцо-печатка на пальце…
«Это моя рука», вдруг понял он.
Убер сказал:
– Вот какая-то такая кривоватая справедливость.
Он поднял свой вещмешок и повернулся. Соловей еще не чувствовал боли, но понял, что сейчас произойдет. Его бросают здесь, на поверхности. Вот так.
– Не оставляй меня так! Прошу! Не оставляй! Лучше убей! – закричал Соловей. Наркотический туман наплывал, затуманивал зрение. Не сейчас, раздраженно отозвался Соловей. Усилием воли он отогнал эйфорическую волну, заставил себя собраться.
Убер остановился. Посмотрел через плечо на изуродованного Соловья.
