Астахов с благодарностью подумал: «Оберегает. Спасибо, командир!» На душе стало как-то легче от его близости. Теперь не страшна вынужденная посадка. Внизу своя земля. Захотелось пить. Сознание немного мутилось, появилось недовольство собой: всего одну очередь выпустил, и ту впустую, потом вспомнился самолет ведомого Калмыкова. «Что с летчиком? Неужели погиб? А парашют? Но ведь это было над территорией врага!»
Впереди показались знакомые ориентиры. Почти на бреющем подошли к аэродрому. Астахов, планируя на посадку, заметил, как несколько ранее севших самолетов закатывали в укрытие.
После посадки, отстегнув лямки парашюта, он почувствовал страшную усталость, хотел приподняться, но тело не слушалось. Кто-то открыл фонарь, и знакомый голос Губина прокричал: «Молодец, Астахов! Ты что это? Да он ранен, черт возьми!.. Эй, помоги вытащить!» Потом все исчезло.
Звено Широкова патрулировало в воздухе. Виктор летел в паре с ним, Куракин — с летчиком Тихоновым. Это был первый вылет, когда звено выдержало жестокий бой. Широков по радио получил приказ идти на перехват бомбардировщиков, летевших к городу. Скупо и четко он передал приказ ведомым: «Приготовиться к бою!» — и мягко: «Вперед, соколики!»
Звено на максимальной скорости полетело на запад. Корнеев «прилип» к своему ведущему, готовый в любую секунду поддержать его огнем своих пулеметов. Он хотел боя. Виктор рад был за своего друга Астахова, уже несколько раз участвовавшего в тяжелых боях, и сам с нетерпением ожидал боевого крещения.
Сейчас он мечтал только об одном: чтобы его командир сказал ему — «молодец», как это было сказано Николаю после первого вылета.
В стороне и ниже показались темные силуэты бомбардировщиков. Они шли тесным строем, прикрывая один другого. Куракин насчитал шесть. Он сжался в кабине, пристально всматриваясь в «хейнкелей».
«Вот они — черная смерть! Почему Широков не вызывает еще группу истребителей?» — нервничал Куракин. Через минуту атака. Звено истребителей, круто развернувшись, пикировало на бомбардировщиков. Треск пулеметных очередей полоснул по сердцу Куракина. Он не стрелял. Он не мог стрелять. Бессознательно, не давая себе отчета в своих действиях, он вывел самолет из пикирования и выключил зажигание в кабине. Мотор прекратил работу, и только винт, как ветрянка, продолжал вращаться. Не видя ни своих, ни врагов, Куракин быстро снижался. В телефон услышал резкий, отрывистый голос командира звена: «Молодцы, хлопцы! Одного бомбовоза нет. Еще атака, и они повернут обратно. Тихонов, следи за ведомым, его подбили».
