Рубежи | страница 40
Начальник испытующе посмотрел на присутствующих.
Николай обернулся к Вите и, когда увидел, что тот готов встать, придержал его за руку и встал сам. В глазах Виктора появилась тревога, он понял товарища и перевел взгляд на Куракина: тот сидел, низко опустив голову. Астахов, чувствуя, как стучит сердце, решительно ответил:
— Я знал! — Все обернулись к нему. Он сказал, что видел, летая с курсантом в зоне, самолет на бреющем полете в районе соседнего села, но не знал, кто летал.
Астахов понимал, что Виктор возмутится этой неправдой: ведь видел он, Виктор, а не Астахов, но это его не смущало. В конце концов он тоже знал об этом и как один из комсомольских руководителей обязан был довести дело до конца.
— Больше ничего?
— Ничего.
— Почему вы не сообщили об этом никому? — сухо спросил Кубарев.
— Я собирался это сделать, но не успел: это было три дня назад, кроме того, я не знал, кто летал на этом самолете.
— А вы знали, что Сенников и Петроченко решили повторить эти полеты в День авиации?
— Нет, не знал.
— Куракин, что вы скажете?
Куракин вздрогнул и не спеша встал. Лицо его было бледнее обычного, он заметно волновался и молча смотрел в сторону.
— Вы знали, Куракин? — повторил вопрос начальник.
— Знал.
— И Астахов знал?
— И он знал…
У Астахова перехватило дыхание. Кровь бросилась ему в лицо. Куракин глухим голосом продолжал:
— Я и Астахов были на вечере у начлета. Там Сенников говорил об этом.
Астахов не мог больше молчать.
— Неправда! Они пили за какую-то удачу в День авиации, но я не мог знать, о чем идет речь.
От волнения у него дрожали руки, и, чтобы не сказать что-нибудь лишнее, он замолчал.
— У меня нет оснований вам не верить. Разберемся. Я хочу, чтобы вы поняли, как нужно поступать в будущем.
Астахов долго не мог уснуть в эту ночь.
Он видел, как тяжело переживают курсанты ничем не оправданную гибель Сенникова и Петроченко. Не мог понять, зачем Куракину понадобилась эта грубая ложь. Но, чувствуя себя до какой-то степени виноватым, готов был простить ему это, тем более, что Куракин в последние дни стал неузнаваем: разговорчивость его сменилась угрюмым молчанием, взгляд стал беспокойным. Казалось, что какая-то неотвязная мысль не дает Степану покоя.
— Тебе здорово повезло, друг! Одесса, Украина, галушки, вареники, а там, смотришь, и горилка добрая…
— А сады какие, а небо, а воздух! Видал ли ты когда-нибудь, как высоченные тополя острой вершиной упираются в звездное небо? Не видал? Значит, увидишь еще. Там сама земля — цветущий рай. А какие просторы! За неделю не облетаешь.