– Хорошо. И что?
– В каком смысле –и что?
– Теперь вам легче? Когда вы мне об этом рассказали? Вы надеетесь, что я буду вас успокаивать? Скажу – я не злюсь. Я всё простил. И вы… вы не такая, как ваш муж и сын, так? – Его голос окреп, он поднялся со стула и бурно жестикулировал, и я заметила на них мозоли, а ещё длинный, глубокий порез на большом пальце левой руки, на вид совсем свежий.
Я покачала головой и твёрдо сказала «Нет», хотя в глубине души чувствовала, что вру.Именно этогоя и хотела. Я хотела показать ему, что я хороший человек – во всяком случае, таким себя считаю, – и уж точно не такой, который станет предлагать ему деньги за молчание.
– Нет… я здесь, чтобы сказать вам… я за то, чтобы вынести дело на Почётный совет, – сказала я мягко. – Не сомневайтесь.
Он посмотрел на меня и пожал плечами.
– Ладно. Хорошо. Возьму на заметку. У вас всё?
– Нет, – ответила я. Потому что был ещё один вопрос. Ещё одна причина, по которой я сюда пришла. И на свой страх и риск я заставила себя заговорить об этом. – Ещё я хочу спросить… по поводу Лилы… Как она себя чувствует?
Том посмотрел на меня с удивлением, вновь опустился на стул. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:
– У неё всё хорошо.
– Какая она? – спросила я зачем-то, готовая, что он снова меня отчитает. Скажет – не ваше дело.
Но он ответил:
– Она хорошая девочка… но немного трудная.
Я кивнула, чувствуя, как глубоко ему на меня плевать.
– Вы… вы же скажете ей, что мне очень жаль… и очень стыдно?
Он провёл ладонью по небритой щеке, наклонился вперёд, посмотрел мне в глаза.
– Вам-топочему стыдно, Нина? Думаете, вы виноваты в том, что сделал ваш сын?
Я помолчала, задумалась, потом ответила:
– Да, конечно. Во всяком случае, отчасти.
– И почему же?
– Потому что я его мать. Я должна была лучше его воспитывать.
Покинув Ист-Энд, проезжая по мосту, я чувствовала, что не могу вернуться домой. Я поехала мимо Нижнего Бродвея, главной магистрали Нэшвилла, сиявшего неоновыми вывесками баров и забегаловок, где я не была с последнего девичника кого-то из подруг. Жаль, что мы перестали туда ходить. Мне нравилась живая музыка в клубах «Робертс», «Лейлас», «Тутсис». Но Кирку они понравились бы только в том случае, если бы он обанкротился – а это не понравилось бы мне.
Я продолжала путь – свернула на Шестую авеню, замедлила ход, проезжая мимо Эрмитажа. У входа стоял тот же дворецкий, что открыл для меня дверь такси в ночь благотворительного раута. Мне не верилось, что прошло всего пять дней. Столько всего изменилось – во всяком случае, внутри меня.
