Стены тоннеля были мокрые. Мелькали огни путевой сигнализации. Спустя несколько минут у Лилиан появилось чувство, словно она мчалась по шахте вглубь земли. Воздух здесь стал затхлым и тяжелым. Грохот поезда отзывался в её ушах тысячекратным эхом. Перед собой Лилиан видела оба покачивающихся лимузина, казавшихся ей носилками с покойниками, направлявшимися в царство Аида[11].
— Это прекратится когда-нибудь? — прокричала она.
— Через четверть часа. — Клерфэ протянул ей свою карманную флягу, которую он попросил заново наполнить в ресторанчике гостиницы. — Между прочим, вовсе не повредит привыкать к тоннелям, — сказал он. — После всего этого шума и темноты мы сможем скорей свыкнуться с жизнью в похожих условиях, в бомбоубежищах и в подземных городах.
— А где кончается тоннель?
— В Айроло. Там уже будет по южному тепло.
Лилиан очень боялась наступления первого вечера. Она ожидала, что воспоминания и раскаяние словно крысы в темноте будут подкрадываться к ней. Но сейчас наполненная грохотом поездка сквозь каменное чрево земли гасила все другие мысли и чувства. Её охватил извечный страх, преследующий каждое живое создание на земле и вне земли — страх оказаться погребенным, он заставлял ждать появления света и вида неба с такой огромной силой, что стер в её сознании все другие переживания. Она только подумала о той стремительности, с которой происходили события. Всего несколько часов назад она прозябала в горах и страстно желала оказаться внизу, а сейчас — неслась сквозь землю и хотела снова оказаться наверху.
Из приоткрытого окна стоявшего впереди лимузина вылетела бумажка и, шлепнувшись на ветровое стекло их машины, прижавшись к нему как разбившийся голубь.
— Есть среди нашего брата типы, которым обязательно надо жевать, всегда и везде, — заметил Клерфэ. — Они даже в ад готовы прихватить с собой бутерброды. — Он протянул руку за окно и смахнул прилепившуюся бумажку.
Из лимузина вылетел ещё один клочок и полетел дальше под землей. Лилиан рассмеялась. Потом последовал новый залп, и что-то тяжелое с треском ударилось о раму окна. — Это была булка, — снова заметил Клерфэ. — Господа впереди нас не вкушают хлеба, предпочитают одну колбасу. Это же настоящий мещанский храм обжорства в чреве земли.
Лилиан села удобней, вытянувшись на своем сидении. Тоннель, казалось, смахнул всё то, что раньше окружало её, словно жесткие щетки шума содрали всё прошлое. Старая планета, где стоял санаторий, навсегда осталась позади; она уже никогда не сможет вернуться туда, ведь Стикс
