— Я вас понимаю, — прервала его Лилиан. — Сегодня после обеда я покину санаторий!
Далай-лама ошарашено взглянул на неё. — Ну, это не так уж и к спеху, — возразил он, несколько помедлив. — Вы можете не торопиться, подождите, пока найдете другой санаторий. Или вы уже нашли что-то?
— Пока, нет.
Профессор несколько растерялся. Он надеялся услышать слёзные мольбы простить её в очередной раз. — Почему вы так упорно разрушаете своё собственное здоровье, фройляйн Дюнкерк? — спросил он наконец.
— Когда я выполняла все ваши предписания, лучше мне тоже не становилось.
— Но ваше поведение — это не причина нарушать их, если вам стало немного хуже! — раздраженно выкрикнул профессор. — Как раз — напротив! В таких случаях надо быть особенной осторожной!
«Если вам стало немного хуже», — подумала Лилиан. Эти слова поразили её не так сильно, как сказанное вчера сестрой. — Это же бессмысленно и глупо: вы сами разрушаете свой организм! — продолжал шуметь Далай-лама, мнивший о себе, что у него под грубой шкурой стучит золотое сердце. — Выбросьте эту дурь из вашей прелестной головки!
Он взял её за плечи и слегка встряхнул. — Ну а теперь отправляйтесь к себе в палату и начните с сегодняшнего дня точно выполнять все предписания.
Лилиан слегка повела плечами и освободилась от рук профессора. — Я и далее намерена нарушать ваши предписания, — спокойно ответила она на его предложение. — И поэтому будет лучше, если я оставлю ваш санаторий.
То, что она услышала от Далай Ламы, не только не испугало её, а напротив, придало ей вдруг уверенности и холодной расчетливости. К её удивлению она почувствовала одновременно и сострадание к Борису, ведь решать вопрос свободы выбора предстояло ей самой. Она казалась себе солдатом, который после долгого ожидания получил приказ идти вперед. И ей не оставалось ничего другого, как следовать этому приказу. Новизна предстоящего полностью захватила её, как это случается и с солдатом, когда приказ становится частью его формы и сражения, и, может быть, частью его конца.
— Не создавайте лишних трудностей, — продолжал сварливо Далай-лама. — Здесь в округе нет никаких других санаториев вам же некуда деваться! Пойдет в пансионат?
Он стоял перед ней, этот великий и добрый бог санатория, и в нём росло нетерпение, потому что эта строптивая кошка поймала его на слове, когда он предложил ей уехать; теперь же она хотела, как ему казалось, заставить его взять эти слова обратно. — У нас тут есть некоторые правила, и это вам же на пользу, — продолжал он кипятиться. — Но куда мы скатимся, если тут будет царить анархия? Да, и как иначе! Ведь у нас же тут не тюрьма! Или вы другого мнения?
