Она покачала головой. — Я знаю, что не смогу объяснить тебе это, поэтому и собралась уехать, не повидав тебя. Я думала написать тебе позже, но и это не смогу сделать. Не надо мучить меня, Борис.
«Не надо мучить, — подумал он. — Женщины, этот сгусток грации, эгоизма и беспомощности, всегда так говорят, если они намерены разбить сердце другому. Не мучь меня! А сами они сознают когда-нибудь, что могут мучить других? И ведь, наверное, было бы ещё хуже, если бы они действительно думали об этом? А если и думают, то не будет ли это похоже на никчемное сочувствие к тому, кто по неосторожности обжёгся крапивой?
— Так, ты уходишь с Клерфэ?
— Да, еду с ним, вниз, — с мукой в голосе ответила Лилиан. — Он просто подвезет меня, как и любого человека с обочины дороги. В Париже мы расстанемся. Я останусь там, а он поедет дальше. У меня в Париже дядя живет. Он распоряжается моими деньгами, теми крохами, что у меня еще есть. Я останусь там.
— У дяди?
— В Париже!
Лилиан вполне сознавала, что лгала, но сказанное казалось ей в тот момент доподлинной правдой. — Пойми меня же, Борис! — взмолилась она.
Он глянул на чемоданы. — А зачем это нужно, чтобы я тебя понял? Достаточно и того, что ты уходишь.
Она склонила голову. — Ты прав. Давай, бей дальше!
«Бей дальше, — подумал он. — Стоило только на секунду показать свой испуг, как она тут же просит бить дальше, будто не она, а её бросают. Такой логики хватает только до последнего ответа, ведь всё, что было сказано раньше, тут же отметается, будто ничего и не произошло. Не было ничего, что вызвало крик, важен был только он сам». — Не бью я тебя, — услышала она в ответ.
— Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой.
— Мне хотелось бы, чтобы ты осталась здесь. В этом вся разница.
«А ведь я тоже лгу, — подумал он. — Конечно же, я хочу, чтобы она оставалась со мной, ведь она единственное, последнее, что у меня ещё остается, вся планета сжалась для меня до размеров этой деревни, я могу назвать всех её жителей по именам, я знаком почти с каждым из них, они стали моим миром, а она — это то, что мне нужно от этого мира, и мне никак нельзя её потерять, хотя я ведь и так уже её потерял». — Я не хочу, чтобы ты разбрасывалась своей жизнью, как деньгами, не имеющими для тебя никакой ценности, — сказал он.
— Это просто слова, Борис. Если арестант будет стоять перед выбором — прожить год на свободе и потом умереть, или расстаться с жизнью, не выходя из тюрьмы — что он сделает?
