— Ты что, решил везти ее в больницу, чтоб ей там ножом располосовали живот? Нет уж, надо во что бы то ни стало найти повитуху Тин!
— Да она же в лагере.
— В лагере — не в лагере… Вызволи ее оттуда, она тебе и жену, и ребенка спасет.
— Вряд ли она поможет.
— Паршивец! Уж я-то, твоя мать, знаю, что говорю. Тебе самому не появиться б на свет, не будь этой тетки. Давай поезжай, да поскорее!
Курсы по «разоблачению коммунистов» работали прямо в лагере. На них должны были ходить матери участников Сопротивления и тех, кто перебрался на Север, жены кадровых работников и бойцов Народной армии, даже девушки, помолвленные с участниками Сопротивления. Солдаты привели Тин в помещение охраны.
— Господин полицейский, зачем меня вызвали? Разве я занимаюсь недостаточно усердно?
— Тетушка Тин, да зовите меня сыном, племянником. Я приехал пригласить вас к себе, жена моя вот уже третий день мучится и никак не родит.
— Но я же здесь на курсах, как я могу отлучиться!
— Об этом предоставьте позаботиться мне. Пойдемте к машине.
Полицейский двумя руками тихонько подталкивал ее к выходу.
— Пойдемте, тетушка Тин. Домой, домой…
— Как домой? Я еще недоучилась, мне уходить нельзя.
— Я все беру на себя, тетушка Тин.
Тут вмешалась мать полицейского:
— Поезжайте, поезжайте домой, уважаемая. Все очень просто — вы спасаете жену и ребенка моему сыну, а он за это освобождает вас.
— Как можно? Нет-нет, люди скажут еще, что господин начальник полиции дает мне поблажку. Если уж господин начальник отпускает меня домой, пусть об этом объявят на курсах и всем чиновникам, всем солдатам в деревне — без всяких обиняков; мало ли что, не сегодня завтра господина начальника полиции могут перевести в другое место (сама-то Тин подразумевала, что патриоты того и гляди отправят начальника полиции в мир иной), надо, чтобы тот, кто сменит его, тоже все знал.
— Ну это совсем не трудно, если даже он не похлопочет, я сама все сделаю. Я, моя невестка и внуки, мы позаботимся о вас.
Так имя Чан Тхи Тин появилось в списке «перевоспитавшихся бывших участников Сопротивления».
А тот головорез-полицейский поплатился-таки за свои злодеяния.
Теперь вот ее вызвали к жене капитана. Шагая среди ночи по выложенной булыжником дороге в сопровождении двух солдат, она ощущала свежий ветер, холодивший лицо, и слышала доносившийся с реки плеск волн. Тин погрузилась в глубокое раздумье. Мысли ее переходили с одного предмета на другой. Она вспоминала историю с начальником полиции, думала о капитане Лонге, о его ребенке и обо всем, что могло еще произойти.
